class="p1">В отличие от мира природы, мир людей исполнен противоречий.
О чём при встрече спрашивать Петра Алексеевича? Он резко критикует действия большевиков. Они тем не менее предоставляют ему все возможные условия для жизни в Дмитрове. Кропоткин отстранён от активной политической деятельности. Да и как мог бы он руководить анархистами?
Можно сколько угодно проклинать государство. Но и оно возникло из наилучших стремлений людей именно к взаимной помощи; из необходимости объединять усилия в труде и сражениях…
Чем серьёзней обдумывал Сергей поездку в Дмитров, тем больше убеждался, что она была бы совсем некстати для Кропоткина, даже если бы удалось договориться с ним о встрече.
Позже он убедился, что поступил верно. Он прочёл воспоминания Льва Тихомирова, бывшего революционера-народника, человека незаурядного. 4 года тюремного заключения его не сломили. Он перешёл на нелегальную работу. Полагал, что заговор, террор и государственный переворот могут обеспечить победу революции.
Со временем он убедился, что нет надежды на скорую революцию в России. Живя с семьёй в эмиграции, понял: буржуазная демократия не освобождает трудящихся, а порабощает их экономически. Это не лучше, чем самодержавие. Когда его сын тяжело заболел менингитом, он в отчаянии обратился к Богу с мольбой о спасении ребёнка. Выздоровление сына воспринял как чудо (хотя лечили его врачи) и вернулся в лоно православной церкви.
В августе 1888 года Тихомиров написал Александру III прошение о помиловании, раскаиваясь в своих политических преступлениях и признавая величие самодержавия. Получив помилование, вернулся в Россию, став активным монархистом. После 1917 года он испытал ещё одну метаморфозу: признал власть большевиков.
Тогда же в своих воспоминаниях он вспомнил свою беседу с Кропоткиным (называя его Крапоткиным). Прочтя этот отрывок, Сергей понял, что в ходе интервью Пётр Алексеевич мог всерьёз разволноваться, вспылить, что при его возрасте и болезни сердца могло иметь роковые последствия.
«Разговор с Крапоткиным, – писал Лев Тихомиров, – совершенно разочаровал меня. Он мне рисовал какие-то бредни сумасшедшего. Пусть люди организуются в свободные кружки и живут и работают как вздумают. Я говорил, что ведь они могут притеснять меня, захватывать мою землю, мои орудия труда. Как же мне себя защитить и обеспечить? “Соединяйся со своими единомышленниками и друзьями в один кружок, и он тебя защитит…” “Но, – возражаю я, – я вовсе не хочу драться, не хочу никого обижать, не хочу и защищаться, а желаю просто жить мирно”. Он сердился на это возражение: “Не хочешь защищаться, так и не защищайся, тебе предоставляется полная свобода жить, как желаешь”.
Вообще, он производил на меня такое впечатление, что этот анархизм у него просто “пункт помешательства”. Во всём остальном это человек умный и весьма способный. Но как дело коснётся анархизма, тут уж ни ум, ни способности его не действуют. Он не рассуждает, ничего не может ни объяснить, ни защитить и потому именно сердится, когда к нему пристают с расспросами.
Ему субъективно его химера кажется такой прекрасной, такой ясной, такой аксиомой, что и доказывать нечего. А возражения указывают на то, что противник нарочно прикидывается не понимающим такой простой вещи. Говорят, сумасшедшие всегда сердятся, когда их понуждают объяснить свой “пунктик”. Такое впечатление произвёл на меня и Крапоткин, во всех других отношениях умный и проницательный».
4
Был ли Тихомиров объективен, называя анархические убеждения Кропоткина манией безумца? Может ли человек, во всех отношениях умный и проницательный, быть неумным и непроницательным в одном важном и единственном «пунктике»?
Пример Льва Тихомирова показывает: это возможно. Если человек под влиянием обстоятельств вдруг из безбожника стал православным – значит, у него переключился «пунктик». Ему следовало благодарить врачей, спасших его сына. А как много невинных младенцев умирает, несмотря ни на какие молитвы! Если вспоминать Бога, то можно было бы обвинить Его в том, что ребёнок тяжело заболел.
Какие доводы мог предъявить Тихомиров на эти соображения? Никаких. В этом суть религиозной веры. Атеист бессилен доказать, что Бога нет, а теист не докажет Его присутствие. По определению, Бог непостижим умом человека. Остаётся только верить или не верить. Свобода мнений!
В отличие от верующих (теистов и атеистов), агностик смиренно признаёт своё неведение в этом вопросе. И это тоже его выбор.
Идея анархии как воплощения свободы личности была для Петра Кропоткина одним из пунктов веры, основанной отчасти на данных науки. Он исходил из того, что инстинкт свободы – один из основополагающих для живых существ, так же как инстинкт взаимопомощи.
Да, чувство свободы характерно для животных. Но нет взаимной помощи, например, у тигров, пауков, раков-отшельников и многих других видов. Для человека характерны своевольные или внушённые извне мотивы поведения, а не инстинктивные. Многие люди стремятся, как писал Кропоткин, получать максимальную оплату за минимальный труд. Немало тех, кто добывает блага нечестными или преступными средствами, живут за счёт труда других.
Хищные животные нередко осуществляют взаимопомощь, чтобы убить добычу. Люди с давних пор объединяются не только для благих целей, для мирного созидательного труда. Даже в примитивных обществах, построенных по анархическим принципам типа коммун, бывали порой распри, а иногда и вооружённые столкновения двух групп.
С появлением государств внутренние и внешние конфликты обрели огромные масштабы. Начались жесточайшие войны, порой до истребления отдельных племён, с уничтожением городов и сёл, захватом рабов. Возник феномен духовного религиозного подавления личности, а с развитием цивилизации – экономического рабства.
Теоретический вывод очевиден: надо ликвидировать государственную систему и вернуться в социальные условия примитивного общества, но на высоком уровне развития техники, производства. Но логика теории рассыпается под напором реальности.
Если у какой-то страны есть армия, то её соседи будут вооружаться. Этот принцип в XX веке привёл к тому, что военно-промышленный комплекс стал важным фактором государственной и мировой экономики. Государственные структуры пронизывают всю ткань современного общества. Под воздействием социальной среды меняются жизненные ориентиры, потребности, характеры людей.
Для Петра Алексеевича было аксиомой: совесть и сострадание, чувство взаимопомощи естественны для каждого человека. В идеале, может быть, так и есть. Серийный убийца может в тюрьме вымаливать у Бога прощение, раскаиваясь и надеясь на чудо. Ненавидя людей, можно любить и жалеть кошек или собак. Всякое бывает. Сострадание и чувство взаимопомощи проявляются выборочно.
Люди разные не только из-за своей классовой, расовой, религиозной принадлежности, а благодаря сочетанию многих факторов личной и общественной жизни. Обретя свободу, вовсе не все начнут проявлять свои лучшие качества. У кого-то будет иначе. В особенности там, где власть и капитал дают огромные привилегии, позволяют исполнять едва ли не все свои прихоти, быть объектом восхваления и зависти…
Неужели Пётр Кропоткин не понимал этого? Он
