07.11.1975
Вчера мать обнаружила, что в моём шкафу не хватает вещей, начала кричать, снова ударила меня по лицу, потом нажаловалась отцу, он выпорол меня ремнём с таким остервенением, что я не переставая выла от боли, и заставил Маринку смотреть на это. Теперь я могу либо стоять, либо лежать. Ненавижу их всех.
Дома никто не разговаривает со мной, как будто меня уже нет. Пусть будет так. Каждому роду — свой рок.
10.11.1975
Ура! Я заболела!
С некоторых пор я стала халатно относиться к учёбе, а теперь понимаю, что мне эта школа вовсе не нужна.
Сейчас лежу с температурой и глубоким кашлем. Когда никого нет дома, выхожу полуодетая на улицу, подышать холодным воздухом и постоять на ветру.
16.11.1975
Мама сегодня сказала мне так:
— Лучше бы ты вообще не рождалась!
Как же ты права, мамочка! И скоро, очень скоро я исправлю вашу с отцом ошибку! Ха-ха, как же мне помогают твои слова в том, чтобы окончательно решиться! Весы всё больше и больше склоняются в сторону смерти.
Вчера дочитала изумительный роман И. С. Тургенева «Накануне». Всегда меня привлекала глубокая психология его произведений. Мне бы хотелось написать роман или повесть с подобной энергетикой.
Я представила, как могла бы зажить где-нибудь подальше отсюда: только природа, я и кто-то, созданный только для меня, понимающий меня, как никто другой. Если только такой человек вообще существует… Если он где-то есть, то наверняка ему так же тяжело, как и мне. А, может быть, он очень сильный и сумеет найти меня и вытащить нас из этого болота…
Ищу знаки судьбы, которые помогут мне поступить правильно.
21.11.1975
Думаю, выбор как таковой всё же есть. Я приняла слабое и одновременно сложное решение. Хотя… моя жизнь так и не начиналась: с самых своих первых дней я существую в постоянном кошмаре, нелюбимая или любимая не теми, кто мне не нужен. Или я просто слепа, хронически и неизлечимо.
Нечего писать здесь. Я пуста и бессмысленна, как и ты, мой дневник, уж прости.
24.11.1975
Собственно, пыль от крушения идеалов и надежд улеглась. Теперь виднее, кто что из себя представляет. Я больше не мечтаю о счастливом будущем. Всё кончено. Говорят, надежда — удел слабых. Я рада, что избавилась от…
Я знаю страшную-страшную вещь: когда в жизни ничто тебе больше не дорого.
14.12.1975
Целыми днями молчу, но молчание — вовсе не золото. Призраки, ангелы моего траура, стояли рядом со мной, готовые принять меня в свои ряды. Всё равно меня уже не удержать, не спасти.
Я хочу просто пойти ко дну, перестать быть и одновременно обернуться всем. Вот так, я вся состою из противоречий…
Скоро я покажу всем, что никакая я не слабачка.
17.12.1975
Кто смотрит сверху, тот не игрок, а ведущий, он лишён наслаждения разгадывать загадки, он лишён таинства. И этот кто-то придумал для меня отвратительную и монотонную игру, по всей видимости, он хочет, чтобы я тоже перестала быть игроком.
Ведь вся эта гадкая жизнь просто не может зависеть от меня! Не может быть, что это всё я! С раннего детства я проклята. Чем я заслужила такое?
Самое страшное для меня — это одиночество.
…и оно со мной случилось.
Бесполезно тянуть это дальше.
27.12.1975
Всё готово. Теперь я знаю, как и где это случится. Очень символично. Осталось только определиться, дойти до точки. Нарочно не слушаюсь родителей, провоцирую, поднимаю бурю в их однообразной бессмысленной жизни.
Пускай хотя бы в моей смерти будет какой-то смысл.
31.12.1975
О Господи, я решилась. Три дня назад, 28 декабря, хотела утопиться в море или хотя бы замёрзнуть насмерть в ледяной воде, но произошло нечто. Наверное, это то самое чудо, которого я так ждала и в которое не верила.
В тот день с утра меня снова наказали: отец снова выпорол, а мать заставила меня пойти к нищим и забрать у них вещи, которые я им отдала. Я никогда бы не согласилась на такую низость. Я вышла из дома и направилась не к беднякам, а к морю (спасибо маме и папе, что я, наконец, решилась). Слёзы застилали мне глаза, я торопилась, чтобы не передумать.
На берегу играл камнями юродивый Савка, я подумала, что он всё равно не сможет помешать мне сделать задуманное, а если и попытается позвать кого-то на помощь, то не успеет. Не хотелось бы, конечно, топиться на глазах у ребёнка…
Когда Савка увидел меня, он что-то невнятно замычал, протянул ко мне руки, но я отвернулась и покачала головой, как бы показывая, что здесь всё уже решено и не нужно мешать, скинула пальто, ботинки и ступила ногами в воду. Было очень холодно, прямо до боли.
Савка свалился на колени прямо у самой черты прибоя, выл и загребал руками гальку, как будто призывал на помощь небесные силы. Волны отталкивали меня назад, но я всё равно шла дальше и с радостью ощущала, как промокает платье, как леденеют ноги, руки, живот. Тело дрожало, пыталось бороться с холодом, только вот я уже не слушала его. Мне было жаль Савку, что ему довелось увидеть это, он так душераздирающе выл на берегу…
«Зато все будут знать, как и когда это случилось», — думала я.
Осталось только ждать, когда моё тело сдастся и прекратит бороться.
Откуда ни возьмись, появился Стас и бросился спасать меня, я была уже по плечи в воде. Волны хлестали мне шею и лицо, я стояла на носочках, руками пыталась удержать равновесие, чтобы меня не отнесло назад.
Стас подхватил меня на руки и отнёс в машину, всё спрашивал, зачем я это сделала, называл меня «маленькая моя». Сначала я никак не реагировала на него, мыслей в голове не было вообще, потом мало-помалу до меня начал доноситься смысл того, что он говорил мне:
— Маленькая моя, — задыхался он от собственных слов. — Никогда так больше не делай! Кто тебя обидел? Скажи мне?
Я по-прежнему молчала. Стас включил печку на полную мощность, на меня подуло горячим воздухом с лёгким запахом бензина. Однако вопросы продолжали сыпаться:
— Зачем ты хотела умереть? Как же я буду без тебя? Я же с ума сойду… — он обнимал меня, растираниями пытался согреть, усадил к себе на колени. — Как ты? Согреваешься?
Я кивнула, потом заплакала: впервые в жизни я ощутила, что жизненно нужна кому-то, что от меня зависит чьё-то счастье. Нежность, оказывается, так приятна. Дрожь во всём теле не давала расслабиться, мышцы то и дело сводило судорогой, но я почему-то ощущала небывалую лёгкость на душе и была неожиданно рада, что Стас вытащил меня из воды.
— Любимая моя, не плачь. — успокаивал он. — Хочешь, мы уедем далеко-далеко отсюда? Я больше никому не дам тебя в обиду.