«О горнодобыче и контейнерах, надо сказать — пустых, ты и не должна была знать. Это не просчитанная мною наперёд случайность: иском должен был заниматься другой нанятый для этого адвокат».
Знал, что я не вынесу. Не приму другие сферы его влияния… А я? О чём я, дура, думала, прекрасно понимая, кто такой Альваро на самом деле? На что надеялась? Недаром ведь говорят, что самая большая ошибка отношений в том, что мужчины в них полагают — она никуда не денется, пока мы, женщины, — он когда-нибудь изменится.
Коротко бросаю охраннику, что мне нужно в юридический и финансовый отделы — без лишних вопросов получаю пропуск, несмотря на оконченный рабочий день. Вопросы у службы безопасности возникнут позже, но я всё ещё со слабым биением сердца верю в то, что до этого не дойдёт…
«Во-вторых, главная и ключевая разница между мной и Монтерой в том, что ему интересен грязный и беспринципный бизнес. Моя же цель совсем в другом. И она не лежит в одной плоскости с кокаином, проституцией и азартными играми. Моя гонка — за глобальностью. За охватом разных отраслей и множества стран. На меня работают тысячи людей, и не все из них «белые воротнички» или те, кто могут обсудить Вивальди за обедом. Ты сама видела на ферме Белла и остальных. А Монтера, в противовес мне, полностью выстраивает бизнес на маргинальности».
Монтера, по сравнению с тобой, — мальчик, Альваро. Что на самом деле вытворяет твой синдикат в Африке?..
Лифт слишком неспешно раскрывается на сорок шестом этаже.
«— Как много ты слышала?
— Лишь комплимент в свой адрес, что ты купил бы мне прииски…»
А если дело не только в добыче драгоценных камней и металлов? Что, если они оба воюют в странах третьего мира не только за это? Какой разговор «до» я на самом деле тогда упустила, попивая мартини у бара и собирая расклеенную себя?
В том, что Альваро взорвал завод Леандро в Намибии, я уже почему-то не сомневаюсь. Слишком много случившегося в тот период сплетается в единую тёмную вышивку. Но торговля людьми? Оружие? Теракты и спонсирование революций, коими кишит каждое второе государство в Африке?..
«Да чем же ты тогда, мать твою, лучше него!» — раненой дикой кошкой орёт моё сознание, и я, тяжело дыша, врываюсь в финансовый отдел. Опен-спейс пуст, и, убедившись, что здесь нет даже уборщицы, иду в кабинет начальника.
Заведомо понимаю, что не найду прямых доказательств, — навряд ли криминальный мир заключает официальные договора с Альваро о поставке детей, женщин, стариков и автоматов. Но кое-что выцепить удаётся, когда один из трёх металлических ящиков стеллажа я всё-таки спустя полчаса взламываю нескончаемыми ударами увесистой статуэтки, отколов и её края.
Счета, платёжные поручения, договора с оффшорными банками. Выделяющиеся многоугольники стран: Намибия — Пуэрто-Рико — США, Конго — Американские Виргинские острова — США, Чад — Пуэрто-Рико — США… И миллиарды, миллиарды долларов. Где-то мелькают даже выводы капитала в Испанию. Господи… И кто-то теперь убедит меня в том, что это только от добычи грёбанных алмазов?
Трачу ещё полчаса на исследование других найденных документов и в конце медленно поднимаюсь с пола, чувствуя вновь подкативший ком к горлу и полное бессилие. Как в тумане, шатаясь, добираюсь до соседнего безлюдного юридического отдела. Косвенные подтверждения слов Пикар находятся и тут: доходы, полученные от добычи металлов и камней, отмываются и идут на обеспечение всего происходящего кошмара. Я просто сползаю по серой стене кабинета, остекленевшим взглядом уставившись на погружающийся в темень город за окном. Чувствую себя абсолютно так же: моя голова вот-вот скроется в обсидиановых водах уничтожающей правды, а я всё пытаюсь сделать последний глоток спасительного воздуха.
Обречённо прислонив затылок, вскидываю лицо к потолку и дышу через раз, не в состоянии собраться с мыслями… Так проходит, наверное, с десяток минут, прежде чем я кое-как встаю, не забыв обо всех уликах.
С омерзением прижав к себе документы, медленным шагом идущей на казнь двигаюсь к лифту. И следующим ярким кадром помню только дверь кабинета Альваро.
***
Тяжёлый дурман рассеивается, когда из неё, гремя тележкой с моющими средствами, выходит уборщик. Поразительная удача… Быстро взглянув на висящие камеры, понимаю, что вот он — момент, когда всё утеряно безвозвратно. Интересно, сколько минут понадобится охране, чтобы сразу рвануть сюда? Или же они сначала оповестят Альваро?
— Как хорошо, что вы ещё здесь, — натянуто улыбаюсь я чуть сгорбленному мужчине, с подозрением уставившемуся на меня. — Я — адвокат мистера Рамиреса, он ждёт меня внизу… Попросил забрать кое-какие документы. Придёте через полчаса закрыть кабинет?
— Как скажете, мэм, — пожимает он плечами, поправ униформу. — Я пока тогда приберусь в бухгалтерии.
— Чудесно, — торопливо шмыгаю внутрь, закрывая за ним дверь, и застываю в полумраке.
Всё тот же аскетизм. Всё тот же прозрачный стол с его вещами, то же пано на стене, застывшие кресла… Воздух насквозь пропитан присутствием Альваро, и это пускает неконтролируемые мурашки по телу. Сердце разбивает ударами рёбра, уйдя в бешеный ритм, но я стараюсь не мешкать из-за волнения.
Бросаю документы на стол и принимаюсь хаотично искать другие. Шея — мокрая от пота, несмотря на мерное веяние потолочного кондиционера. Нет, это бессмысленно… Альваро не стал бы хранить подобные бумаги вот так, на виду. Вцепившись пальцами в волосы, порчу причёску и застываю в раздумьях, обводя внимательным взглядом весь кабинет. И с прищуром, иначе смотрю на картину из кусочков стекла…
Крадучись, обхожу стол и направляюсь к стене, наблюдая, как постепенно загорающиеся огни вечернего Нью-Йорка бликуют на красных пятнах каждой прозрачной частицы. Тяну ладонь, ощупываю раму, и она действительно мягко отодвигается. Как в чёртовых фильмах, — только вот в этом хэппи-енд не предусмотрен всей съёмочной группой…
Ну конечно. Требуется код, которого не знаю.
И едва я отхожу на шаг назад, завороженно уставившись на сейф, как сзади раздаётся знакомый голос. С той лишь разницей, что обдаёт мою спину невероятным холодом вкупе с издевкой:
— Помочь открыть, миссис Ричардс?..
Всхлипнув, я разворачиваюсь к Альваро, отвечая взглядом, полным боли, — он должен это увидеть, должен почувствовать… Тени танцуют на его совершенно безразличном лице, на котором единственные живые точки — горящие яростью глаза. Я умудряюсь разглядеть ещё и то же, что в моём — муку, но она почти сразу исчезает с каждым хищническим шагом ко мне.
— Четыре, четыре… Три, девять… Семь, один, два.
Он вонзает в меня каждую цифру ядовитыми лезвиями. А я так и стою, не шелохнувшись, и выдаю себя дрожью в плечах.
Мы словно вновь впервые встретились. Полное грёбанное дежавю нашего знакомства на складе. И мы вроде бы даже теперь поменялись ролями, только вот почему же никак не отпускает чувство захлопнувшейся клетки с приманкой? Где приманка — именно я.
