переспросил:
— Погоди, какой раб?
Так, все, хватит.
Резким движением Квинт отодвинул занавеску, скрывавшую от него вход в палатку, и решительной поступью вошел. Разговоры разом стихли, все присутствующие уставились на него — и вся уверенность тут же куда-то испарилась.
Людей в палатке оказалось намного больше, чем он ожидал. Кроме смертельно уставшего Бальба, которому, похоже, так и не удалось хоть немного передохнуть, и его собеседника — немолодого мужчины с резкими чертами лица, в сенаторской тоге, — там обнаружились зевающая во весь рот Мария и больше похожая сейчас на фурию, чем на матрону, Квинкция. Однако, если их появления Квинт еще хоть как-то мог ожидать, то как здесь очутилась жена Цезаря, оставалось где-то за гранью его понимания.
Молчание затягивалось. Квинт сглотнул, и чтобы как-то разрядить обстановку, сказал:
— Бальб, все готово. Нам пора выходить. Скоро побудка у второго и третьего, мы же не хотим попасться им на глаза?
Бальб отмер и пробурчал себе под нос:
— Да-да, сейчас. Так что за раб, Луций Кальпурний? — внимание его мгновенно переключилось с Квинта на собеседника, которого он недавно обложил матом.
За него ответила Кальпурния:
— Он вчера вечером пришел к нам с отцом и сказал, что мне нужно срочно покинуть Город. Якобы, мне грозит какая-то опасность.
— И? — удивленно вздернул бровь Бальб.
— Нам долго не удавалось его разговорить, — подключился названный Луцием Кальпурнием, — Он жутко боялся, что нас могут подслушивать и, рассказав все, он сделает только хуже. Но, в конце концов, сознался, что его подослал Цезарь.
Бальб присвистнул:
— А вот с этого момента поподробнее.
Луций Кальпурний замялся, похоже, не зная, с чего именно начать.
— Как я понял, Октавиан пытается шантажом вынудить его оговорить себя и подтвердить наличие заговора. Угрожает убить мою дочь у него на глазах, если он этого не сделает. А он не хочет ему потакать и нашел лазейку, чтобы ее предупредить.
Гора свалилась с плеч. Еще одного рокового опоздания Квинт себе бы не простил.
— Мда, ситуация… — протянул Бальб, — Одно хорошо — мы теперь точно знаем, что он все еще жив.
Луций Кальпурний неуверенно хмыкнул и потер шею:
— Не знаю, Бальб, у меня до сих пор в голове не укладывается.
— Не только у тебя, Пизон, не только у тебя, — усмехнулся Бальб.
Не сдержавшись, Квинт тоже усмехнулся.
— Так, ладно, — Бальб поднялся со стула с видимым усилием, — Калавий дело говорит — у нас нет больше времени тут рассиживаться. Пизон, ты как, с нами?
— Шутишь? — Луций Кальпурний оттянул рукой тогу и продемонстрировал всем висящий на поясе меч.
— Отлично. У меня как раз недокомплект, — сказал Бальб, после чего резко вышел из-за стола и пошел к выходу. Немного замешкавшийся Пизон последовал его примеру.
Квинт толком не успел понять, кто их покусал, как ответ сам его настиг.
— Куда это вы намылились? — в голосе Квинкции звучали нотки металла, — Мы идем с вами.
— Я уже сказал — нет! Это вам не пойти прогуляться утром по базилике! — резко обернувшись, выпалил Бальб. Похоже, этот разговор происходил не в первый раз, — Там будет опасно, вас там могут убить!
Нахмурившись, Пизон поддакнул и принялся сверлить взглядом свою дочь. Та не оставалась у него в долгу. К счастью, взглядом нельзя было не только ничего поджечь, но и никого убить, иначе сейчас они оба уже валялись бы на полу без признаков жизни.
— Я лично выцарапаю этому малолетнему подонку его рыбьи глазенки, я тебе сказала! И если ты думаешь, что мне нужно твое разрешение, чтобы это сделать, Бальб, ты глубоко ошибаешься! — Квинкция не сбавляла обороты и с каждым словом ее сходство с фурией росло, — Хочешь ты того или нет — мы идем с вами.
Мария вместе с Кальпурнией энергично кивнули, на лицах их читалась мрачная решимость.
Женщины… И чего им неймется-то?
Пауза затягивалась.
— Ладно, Харон с вами! — в конце концов махнул рукой Бальб, — Вы же все равно плевать хотели на то, что я скажу, и в любом случае пойдете, хоть с нами хоть без нас. Идемте. Только прошу — постарайтесь не лезть на мечи! И если станет совсем жарко — бегите. Хорошо?
— Хорошо, — нехотя согласилась Квинкция. В голосе ее звенела сталь.
Палатка претория опустела. Последняя когорта в лучах рассветного Солнца выдвинулась из лагеря в сторону форума. Теперь у них оставалось всего два пути. Или они вернутся победителями — или не вернутся вообще.
Как ни странно, на форуме они оказались не самыми первыми. Несмотря на ранний час, перед рострами уже топталась кучка людей, вызывая у Квинта приступ настороженности. Люди недоуменно косились на них, но не предпринимали ничего. Не соблюдая никакого строя и разбившись на маленькие группки, они с Бальбом заняли свои позиции и принялись ждать, косо поглядывая на остальных. С каждым часом толпа все росла и росла — и скоро всякая нужда скрываться отпала.
До полудня оставалось еще несколько часов. Делать было совершенно нечего. Сперва Квинт отправил двоих посыльных к Бальбу и Пулло, а потом больше от скуки, нежели от чего другого, поддержал возмущение каких-то провинциалов по поводу возросших из-за войны цен. Неожиданно, это так его засосало, что разгорающийся в полноценный пожар протест удалось прервать только вернувшимся посыльным. Говорить с ними прямо перед его новыми знакомыми было бы весьма опрометчиво, поэтому Квинт как можно быстрее свернул дискуссию и, пока никто ничего не понял, вместе с посыльными растворился в толпе.
Их доклады вызвали у Квинта смешанные чувства — с одной стороны, все стратегические позиции уже были под уверенным контролем их соратников, но с другой — записка Пулло сообщала, что почти весь второй утром снялся с лагеря и отправился в сторону Города. Сопротивления планировалось больше, чем они ожидали.
Неудовлетворенно цокнув языком, Квинт быстро нацарапал записку Бальбу. Возможно, доверить координацию действий ему и было не самой лучшей идеей, но иначе их бунт скончался бы в зародыше из-за того, что кучка центурионов не смогла решить, кто же из них будет за главного.
Пусть и численное преимущество, и больший боевой опыт все еще были на их стороне, их силы были слишком рассредоточены для того, чтобы позволить всему течь своим чередом без какой-либо координации.
Ожидание. Больше всего в жизни Квинт ненавидел это ожидание перед самым началом боя. Когда ты стоишь в строю и напряженно вглядываешься вдаль, ожидая появления врага и гадая, удастся ли тебе сегодня выжить и, если да, то скольких старых товарищей потом придется похоронить.
На рострах постепенно собирались магистраты. С нарастающим внутренним
