Лео представил себе, как его внучка лежала в постели и слушала, как беснуется ее отец, как он оскорбляет ее мать. И вот однажды вечером Барни заявил, что хочет убить жену. Какие мысли должны были появиться в голове у малышки, когда она услышала эти слова? К счастью, Маргарита, похоже, ничего не помнила.
Мойра и Лео некоторое время сидели молча, размышляя над ужасными событиями, разрушившими их такую обыкновенную жизнь. Они были единственными людьми, кроме Эми, кто знал правду о смерти Барни.
Для Эми наняли самого лучшего лондонского солиситора[36], Брюса Хейворда, так же, как и барристера[37], сэра Уильяма Айртона. Оба считали, что Эми придется отправиться в тюрьму на срок от пяти до семи лет.
— Имеются свидетели, которые подтвердят, что ее муж много лет оскорблял и унижал ее, тем не менее ей и в голову не приходило уйти от него, у нее было адское терпение, — говорил Брюс Хейворд. Он часто встречался с Эми, и они подружились.
Когда дело дошло до суда, была уже Пасха. Суд состоялся на ливерпульских ассизах[38]в Сент-Джордж-холле и сопровождался небывалой газетной шумихой. Свадебная фотография погибшего, красивого мужчины, которого некоторые называли «героем войны», и его хорошенькой жены была опубликована во всех газетах страны и в некоторых зарубежных изданиях.
Трудно было определить, кому суд симпатизирует больше.
— Думаю, преимущество на нашей стороне, — говорил Лео Мойре Карран.
Эми была идеальной подзащитной. Она откровенно и без преувеличений рассказывала о том, как с ней обращался Барни, о том, в чем он ее обвинял и как угрожал ее убить, и одновременно находила для него оправдания.
— С ним, наверное, случилось что-то очень плохое, когда он находился в лагере для военнопленных, — свидетельствовала она. — Когда он вернулся, это был совсем другой человек.
Кэти Бернс тоже произвела хорошее впечатление своей очевидной честностью и стремлением защитить подругу.
Так обстояли дела, пока однажды в суд не пригласили свекровь Эми.
Этого неожиданного свидетеля пригласил обвинитель. Что она может сказать? — промелькнуло в голове у Эми. Она увидела, как нахмурился сидящий в зале Лео Паттерсон.
— Что вы думаете о своей невестке, миссис Паттерсон? — прозвучал вопрос обвиняющей стороны.
— Я ее ненавижу, — ровным голосом ответила Элизабет Паттерсон. — Я ее ненавижу, потому что у нее с моим мужем был роман с того самого времени, как моего Барни забрали в армию. — В ее зеленых глазах стояли слезы. Трудно было усомниться в искренности ее переживаний. — Он ее водил по ресторанам и постоянно околачивался у нее дома.
Это был ослепительно солнечный весенний день. Частицы пыли танцевали свой безумный танец в солнечных лучах, наискось разрезавших переполненный зал суда. Судья, который, казалось, постоянно спал, открыл глаза и поверх очков в форме полумесяца уставился на привлекательную рыжеволосую женщину в леопардовой шубе и такой же шляпе. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но, судя по всему, передумал.
Изменение в настроении суда было осязаемым. С этого момента Эми была обречена, несмотря на то, что Лео Паттерсон под присягой заявил, что никакого романа не было.
— Дыма без огня не бывает, — говорили люди.
Поговаривали о смертной казни, о том, что если… когда Эми Паттерсон будет признана виновной, ее следует повесить. Ее свекровь была одним из ведущих поборников этой точки зрения.
— Я все расскажу, — говорила Мойра Лео. Она не ходила в суд, а оставалась дома с Маргаритой. Шторы на окнах, выходящих на улицу, были плотно задернуты, и миссис Карран появлялась на улице только после того, как стемнеет: в прогулке нуждалась и Маргарита, и она сама. — Я расскажу правду. Я ни за что не допущу, чтобы наша Эми болталась на виселице за то, чего она не делала. — Кровь стыла у нее в жилах. — Но кто нам теперь поверит? — Было слишком поздно рассказывать правду. — Все подумают, что мы это все выдумали.
Холодея от ужаса, Лео вынужден был согласиться с ней. Эми позаботилась о том, чтобы на ноже остались ее отпечатки. Рассказывать правду было слишком, слишком поздно.
Эми Паттерсон приговорили к пожизненному заключению за зверское убийство мужа. На следующий день эта новость была главной во всех крупных газетах. Лео принес все газеты Мойре, и она расстелила их на полу. Прелестное лицо ее дочери смотрело на нее отовсюду. Тут были также и фотографии двух ее младших дочерей. Джеки и Бидди не пропустили ни одного заседания суда. Чарли не пришел ни разу, но на то были веские основания.
— Эми, скажи мне, что я могу для тебя сделать? — спросил Лео, в первый раз приехав к ней в лондонскую тюрьму Холлоуэй, где она отбывала заключение. — Я сделаю все. Все, что угодно, — подчеркнул он. Она была самым сильным и самым смелым человеком из всех, кого он знал. Он всегда любил ее, а теперь его любовь только усилилась. Эми плакала от жалости к Маргарите, матери, остальным родственникам, но ни разу не пожалела себя. Лео и сам с большим трудом сдерживал слезы, но если это могла сделать Эми, значит, может и он.
— Да, я хочу вас кое о чем попросить. — Ее лицо потускнело, а глаза утратили блеск и теплоту. Губы были плотно сжаты, во всем ее облике читалась решимость. — Я хочу, чтобы вы сняли с моего счета и дали Джеки и Бидди и их семьям достаточно денег, чтобы они могли уехать за границу и там поселиться. Ну, например, в Канаду или Австралию. Там они смогут все начать с нуля, там никто не будет знать, что их сестра убийца. У меня осталось много денег, Лео?
— Целая куча, моя милая. — Он сам оплатил все судебные издержки, и на счету Эми было много денег. Это были деньги Барни, теперь они принадлежали ей.
— Хорошо. Еще одно: Маргариту должны забрать Чарли и Марион. Именно поэтому я попросила Чарли не приходить в суд, чтобы газетчики не узнали, где он живет. Они с Марион женаты уже почти двенадцать лет, вряд ли у них родится собственный ребенок. Маргарита будет их единственным ребенком, и ей достанется вся их любовь. Мне никогда не нравилась Марион, но она будет хорошей матерью, а из Чарли получится отличный папа.
— Я об этом позабочусь, — пообещал Лео. — Думаю, это распоряжение надо сделать в письменном виде, я попрошу об этом Брюса Хейворда. Да, кстати, Эми, — сильно волнуясь, добавил он, — я хотел бы принимать участие в жизни Маргариты. Я не представляю себе, что Хэрри когда-нибудь женится, поэтому похоже на то, что Маргарита навсегда останется моей единственной внучкой.
