исламских и западных миров. Таким образом, политика Запада или исламских стран на Балканах неизбежно воспринимается как вторжение в пространство национального мифа России, а значит, и возбуждает национальное сознание и создает ощущение опасности.
Несмотря на доминирующую в сознании россиян идею «братства православных и славянских народов» и освобождение Балкан русской армией от турецкого владычества, эти народы не бросились в объятия освободителей. Греция уже к середине XIX века начала ориентироваться на Англию и не могла забыть, как Россия не поддержала ее восстание против Турции в 20-е годы. Болгария, обретя независимость, стала ориентироваться на Австро-Венгрию и Германию, а в Сербии также были сильны прозападные настроения. У православной Румынии были свои претензии в связи с несостоявшимся, благодаря России, объединением с Молдавией.
В определенной степени такая неожиданная для России ситуация на Балканах во многом была вызвана ее же политикой. Официальный Петербург был крайне консервативен в своих воззрениях и очень осторожно относился к любому веянию свободы на Балканах, хотя вроде бы это способствовало ослаблению его геополитического соперника Турции. Так, он не внял в свое время призывам греков и своей общественности поддержать греческое восстание. То же самое повторилось в канун Апрельского восстания в Болгарии в 1876 году. С большим подозрением относясь к болгарским либералам, царский режим в конце концов решил поддержать государственный переворот болгарского князя Баттенберга, отменившего либеральную конституцию и установившего самодержавное правление. В связи с этим в одном из донесений русского дипломата А. С. Ионина из Болгарии констатировалось, что Россия не оправдала ожидания болгар, ее «беспрестанная перемена взглядов… переход от Тырновской конституции к едва замаскированному деспотизму… поколебали наш нравственный кредит».[83] Затем Петербург долго не признавал свершившийся факт объединения Северной и Южной Болгарии, происшедшего в результате восстания в Пловдиве в 1885 году. Позицию России по болгарскому вопросу можно объяснить сложной обстановкой на Балканах. Между молодыми независимыми балканскими государствами возникли территориальные споры. В то же время было очевидно, что национальные движения балканских народов одержали победу не только под знаменами свободы и независимости от Турции, но с желанием создать гражданское общество и республику по европейскому образцу. И вот здесь они встретили непонимание и даже сопротивление Российской империи. Дипломатические маневры Петербурга и грубое вмешательство в болгарские дела, его соглашения с Австро-Венгерской империей, опора на реакционные режимы на Балканах вызывали раздражение у либеральной общественности балканских стран. Не говоря уже о том, что наметились противоречия между Россией и балканскими государствами в сфере экономики и внешней торговли, в частности из-за производства зерна, на поставки которого на рынки Европы стали претендовать Болгария и Румыния. В то же время возрастала экспансия германского капитала на Ближний Восток и Балканы. России было трудно конкурировать с постоянно прогрессирующей германской промышленностью.
Большие проблемы у России возникали в связи с острыми противоречиями между самими балканскими государствами. Это и споры между Болгарией, Грецией и Сербией по вопросу принадлежности территорий Македонии, между Болгарией и Румынией из-за Добруджи и т. д. Каждое государство стремилось заручиться поддержкой одной из великих держав, в том числе и России. Соответственно интересы держав и балканских государств причудливо переплетались, создавая сложные международные проблемы, которые нередко могли привести к войне не только на Балканах, но и в Европе. Для России порою «славянское братство» становилось тяжелым бременем, при том, что «братья», случалось, и меняли пророссийскую ориентацию на союз с той или иной европейской державой. Стоит вспомнить, что Болгария, дважды состоя в союзе с Германией, была противником России в двух мировых войнах. Конечно, не следует драматизировать и настоящее стремление Софии вступить в НАТО и поддержку ее военной операции против Югославии, но факт остается фактом: «братья» опять ориентируются на Запад. В российско-болгарских отношениях можно увидеть определенную закономерность: каждый уход российской армии с Балкан приводил к тому, что ее балканские союзники изменяли свой внешнеполитический курс. Примерно в таком же контексте развивались отношения с другими балканскими государствами вплоть до наших дней. Дело в том, что все победы российской армии не приводили к тому, чего и без оружия или с помощью его добились западные державы: экономическому присутствию на Балканах. Для этого необходимо было перестроить саму Россию, а это пока не получается.
Если говорить о албанском вопросе и проблеме Косово, то они долгое время имели подчиненное значение в балканской политике России, так как основную ставку она традиционно делала на православное, прежде всего славянское население и соответствующие государства, что определялось популярностью панславистской доктрины и славянофильскими настроениями в российском обществе и политических кругах.[84] Поэтому в начале XX века, когда решалась и судьба албанской государственности, российская дипломатия поддерживала те проекты устройства Балкан, которые не противоречили интересам Сербии и Черногории и способствовали их усилению, а значит, сдерживанию экспансионистских устремлений ее традиционного противника Австро-Венгрии. В частности, Россия была не против того, что часть территорий с албанским населением вошла в состав названных государств.
После Второй мировой войны, когда между компартиями СССР и Югославии возникли большие разногласия, советское руководство воспользовалось албано-югославскими противоречиями с тем, чтобы компенсировать потерю влияния в Югославии и повысить роль СССР в Албании, создав на побережье Адриатики неподалеку от албанского порта Влера свою военно-морскую базу. Политическое и военное сотрудничество СССР и Албании завершилось в начале 1960-х годов в результате резкого ухудшения отношений между руководителями двух стран, вплоть до прекращения официальных контактов. Во второй половине 1980-х годов, после краха тоталитарного режима Э. Ходжи, Албания вышла из самоизоляции и начался процесс восстановления российско-албанских отношений.
В 1990-е годы позиция России в отношении албанского вопроса формировалась в общем русле ее балканской политики, а также существовавших традиций и стереотипов. Но вначале надо сказать о том, что роспуск Организации Варшавского Договора и геополитическая переориентация входивших в ОВД восточноевропейских государств на Запад, а также распад Югославии и СССР изменили соотношение сил на Балканах.
В свою очередь, новой политической элите России ее отказ от прежней системы ценностей показался вполне достаточным для того, чтобы начать интеграцию в европейское политическое пространство, чем и объясняются ее надежды «на солидарность» Запада и его экономическую помощь.[85] Сильно выраженная прозападная ориентация новых политических элит приводит к тому, что традиционные для российской внешней политики стратегические направления либо стали второстепенными, либо были подчинены курсу на интеграцию с Западом. Так произошло и с балканской внешней политикой Российской Федерации. Теперь речь шла о том, что она, как можно было судить по словам тогдашнего министра иностранных дел Российской Федерации А. Козырева, вместе со странами Запада готова
