— Сейчас, когда мы все получили билет в Москву, ты бы рассказал уже, в чем тут дело.
Джексон вздохнул:
— Значит, хочешь сказку? Оружие, герой и прочая мура? Ты про атомную бомбу много знаешь?
— Знаю только, что не хотел бы оказаться поблизости от места взрыва.
— Правильно. И вот как раз сейчас ты в такой же безопасности, как и десять лет назад. Ее нет.
— А я думал, американцы наделали не один десяток.
— Да, наделали. Но дело в том, что все они хранятся в пещере в Нью-Мексико и самое худшее, что они могут сделать, — это лишить тебя потенции. — Он наклонился вперед, чтобы убрать вес со связанных за спиной рук. — Я не ученый. И не знаю, в чем там у них проблема. Есть такая штука, называется отравление реактора — если использовать заводы по производству начинки для бомб слишком долго, они начинают плохо работать. В то же время мы обнаружили, что бомбы, которые уже сделаны, ведут себя совсем не так, как хорошее вино, — они с возрастом лучше не становятся. И теперь про те бомбы, которые, как мы считали, у нас есть, никто не может сказать, сработают они или нет, и новых сделать мы не можем, потому что завод закрыт на ремонт. Трумэн пытается как-то противостоять Советам, и единственный способ не дать дядюшке Джо ввести свои танки прямо в Париж — это продолжать держать его в убеждении, что у нас есть целая куча бомб, которые мы сбросим на Москву, если он шевельнется. А на настоящий момент у нас ничего нет.
Грант глубоко вздохнул, пытаясь осмыслить эту новость. Он видел в новостях Хиросиму и Нагасаки и не совсем понял, как это все получилось.
— Выходит, из этого шестьдесят первого элемента, прометея, можно сделать атомную бомбу?
— Ну точно никто не знает, потому что никто еще не пробовал. Но были сделаны расчеты. Теперь это так происходит. — Джексон потряс головой, пытаясь стряхнуть каплю, которая затекла ему в глаз. — Сидит в комнате кучка гениев с логарифмическими линейками три года, и в конце концов получается бомба. Ты представляешь, эту бомбу в Хиросиме даже предварительно не испытывали. Просто у них по расчетам все сошлось.
— И Мьюр это знает?
— Мьюр знает, что металл может подойти. Но не знает, почему он нам так нужен. Надеюсь. Вот черт! — Джексон стукнул пяткой по полу. — Ублюдок. За дураков нас держал.
У стены зашевелился Рид:
— Какая разница?
— Как разница? Да вы вообще меня слушали?
— Очень внимательно. Вы говорили, что Сталин ничего не делает, потому что считает, что у вашей страны есть ядерный арсенал.
— Которого на самом деле нет.
— Но он этого не знает. Тогда выйдет так, что ваши здешние приключения заставят его задуматься — почему вы так отчаянно стремитесь завладеть этим необычным металлом.
В дверях появилась тень.
— Решил заглянуть к вам поздороваться.
Это был Мьюр. Мокрая рубашка прилипла к его груди, и он казался более худым, чем раньше, даже каким-то одичавшим. Выражение лица Джексона было таким же незатейливым — кажется, если бы мог, он бы кинулся на Мьюра и разорвал его. Но стальной нос автомата Томпсона, торчащий из-за плеча Мьюра, заставил Джексона передумать.
— Пришел пошпионить за нами?
— Я вообще-то уже отошел от дел. Мечтаю о светленьком домике в рабочем раю.
— Давно ли? — Злость Джексона прошла так же быстро, как и появилась. Осталось только горькое чувство поражения.
— Ну, некоторое время. У меня в университете были друзья. Уже тогда кое-кто из нас понимал, что только у Советов хватит духу противостоять фашистам. Некоторые юные идиоты отправились в Испанию, чтобы безнадежно-романтически там погибнуть. Мы хотели сделать что-нибудь такое, что действительно изменило бы ход вещей. Мы хотели помочь им.
— Помочь? Где, в чем? В лагерях? В инсценированных судах? В расстрелах?
— Они спасли мир, — отрезал Мьюр. — А мы, да и янки, — так, с боку припека. Они выиграли войну на восточном фронте, платя за победу жизнями. Знаете, сколько их погибло? Миллионы. А теперь посмотрите, что вы собираетесь им устроить. Зачем американцам так нужен шестьдесят первый элемент?
Мьюр уставил на Джексона холодный вопросительный взгляд. Джексон смотрел в пол и крутил веревки у себя за спиной.
— Господа в Вашингтоне хотят привести пример своим бывшим союзникам. Дать Советам пищу для размышлений. Не Москва и не Берлин… наверное, Сталинград. Показать, что они могут сделать то, что не удалось нацистам.
— Это было бы поучительное зрелище, — пробормотал Рид. — А вы что собираетесь с ним делать?
— Разве непонятно? — пожал плечами Мьюр.
Гранта охватило оцепенение, такое же, как и тогда, в Белых горах, когда он навел пистолет на Алексея и попытался спустить курок. Он посмотрел на Джексона, который ответил ему полным холодной решимости взглядом, а потом перевел глаза на Мьюра.
— Не знаю, кто хуже — ты или он.
Лицо Джексона было жестким и безжизненным.
— Думаю, скоро узнаешь — когда они заберут себе щит.
— Ничего не меняется, — произнес Рид.
Он кивнул на резьбу на стенах, на длинные панели, заполненные миниатюрными изображениями людей и лошадей, колесниц и оружия. На одной из панелей двое воинов стояли между курганом из оружия и кучей мертвых голых тел. На другой мужчина тащил группу женщин к входу в шатер.
— Может быть, — ответил Мьюр. — Но вряд ли в следующей войне найдутся герои, которых захотят воспеть поэты. — Солдат за его спиной что-то тихо сказал. Мьюр кивнул и повернулся, чтобы уйти. — Наверное, мы с вами еще увидимся. Хотел просто, чтобы вам кое-что стало понятно. Ну, в память о прежних днях. Надеюсь, для вас это не стало таким уж сюрпризом.
— Не стало, — вдруг произнес Рид. — Ты всегда был дерьмом.
Тишина осела в маленьком помещении, словно пыль. Слышно было, как в главном зале звенят и брякают сокровища храма. Их собирали и выносили оттуда, время от времени раздавались голоса солдат. Джексон забрался в угол подальше от остальных и делал вид, что спит. Рид задумчиво разглядывал резьбу на стенах. Грант, извиваясь, подобрался поближе к Марине.
— Они сделали тебе больно?
— Немного. Им не пришлось работать долго. Мьюр им и так все рассказал.
— Если мы выберемся отсюда, я убью его. — Он не видел ее лица, но понял, что она улыбается. — Какая физиономия была у Джексона, когда он понял, что Мьюр — один из них… На это стоило посмотреть. Он еще будет смеяться последним. — Грант повернулся, чтобы видеть ее. — К тебе это не имеет отношения. Может быть, ты могла бы убедить их. В конце концов, у тебя брат… Заставила бы их подумать…
— Нет. — Она, закинув голову, коснулась затылком стены. — Если бы и могла, я бы тебя не оставила.
— Мы выберемся.
