I
Она пришла на остановку заблаговременно. Автобус будет не раньше, чем через полчаса. Тридцать минут в жизни человека – не так уж много. К тому же она привыкла ждать. Она думала о том, что приготовить на обед. И о своей внешности. Она старалась следить за собой.
Но ей не суждено было дождаться автобуса. Ей осталось жить только двадцать семь минут.
Что сказать о ее внешности? Стоит на обочине женщина лет сорока, довольно высокая, крепкая, прямые ноги, широкие бедра; полнеющая, что она всячески старается скрыть. Одежда диктовалась модой, даже в ущерб удобству. В этот ветреный осенний день на ней было длинное, расклешенное ярко-зеленое пальто, нейлоновые чулки, коричневые лакированные сапожки на платформе. На левом плече висела квадратная сумочка с большим латунным замком – тоже коричневая, как и замшевые перчатки. Светлые волосы опрыснуты лаком, на лицо умело наложена косметика.
Она заметила машину лишь после того, как та остановилась.
– Подвезти? – спросил водитель.
– Ага… – Она словно растерялась. – Подвези. Не рассчитывала тебя встретить. Собиралась ехать на автобусе.
– Я знал, что застану тебя здесь, – объяснил он. – И мне по пути. Ну, живей.
Живей… Сколько секунд понадобилось ей, чтобы занять место рядом с водителем? Живей… Он с места развил большую скорость.
Она держала сумочку на коленях – чуть настороженная, удивленная, слегка озадаченная. Поглядела на водителя, но его внимание как будто было сосредоточено на дороге.
Он свернул с шоссе направо. Почти сразу последовал еще один поворот, потом еще. Дорога становилась все хуже.
– Ты что задумал? – Она испуганно хихикнула.
– Дело есть.
– Где?
– Здесь. – Он затормозил.
На мху впереди запечатлелись следы его собственной машины. Свежие следы.
– Вон там, – кивнул он. – За дровами. Хорошее место.
Он вылез, обошел вокруг машины, открыл ей дверцу. Опираясь на него, она сняла пальто. И аккуратно положила на сиденье рядом с сумочкой.
– Пошли.
Голос его звучал спокойно, но он не взял ее за руку, а медленно направился к дровам. Она пошла за ним.
За штабелем ветра не было, пригревало солнце. Громко жужжали мухи, пахло зеленью. Словно лето и не кончалось.
– Сними блузку, – велел он.
– Сейчас, – смущенно ответила она.
Она замерла с блузкой в руке, не зная, куда ее деть. Он взял у нее блузку и тихо положил на край штабеля.
Только тут она подняла взгляд и увидела его глаза. Глаза, полные отвращения, ненависти, вожделения.
Она не успела вскрикнуть. Да это и не помогло бы. Он знал, какое место выбирать. Он поднял руки, стиснул ее шею сильными загорелыми пальцами и стал душить. Ее затылок уперся в бревна, и она подумала: «Мои волосы».
Это была ее последняя мысль. Она упала, раздетая, на душистый ясменник и прошлогоднюю листву.
Он подождал с минуту, дыхание стало нормальным, сердце перестало отчаянно колотиться.
За штабелем громоздился бурелом, память об осеннем урагане шестьдесят восьмого года, дальше начинались густые посадки ели в рост человека.
Нелегко было тащить ее среди поваленных стволов и вывороченных корней, но он не спешил. В гуще ельника была яма, наполненная желтой от глины водой. Он свалил ее в яму. Вернулся к машине и взял зеленое пальто. Поразмыслил, как быть с сумочкой. Потом взял с бревен блузку, обернул ею сумочку и отнес все к яме. Яркий цвет пальто бросался в глаза, поэтому он взял толстый сук и постарался затолкать все вещи поглубже в яму. Затем около четверти часа собирал лапник и мох. И тщательно накрыл ими яму, чтобы случайные прохожие даже не подозревали о ее существовании.
Несколько минут изучал результаты своих трудов, кое-что поправил и наконец остался доволен. Пожал плечами и пошел к машине. Достал из багажника ветошь, вытер сапоги, бросил ее на землю. Она лежала на виду – мокрая, грязная. Ничего. Ветошь – дело обычное. Она ни о чем не говорит, ничего не доказывает.
Он сел в машину и пустил мотор. По пути он думал о том, что все сошло благополучно и она получила по заслугам.
II
Перед многоквартирным домом на Росюндавеген в Сольне стояла машина, черный «крайслер» с белыми крыльями и крупной белой надписью «Полиция» на дверцах, капоте и багажнике.
Хотя на часах было всего половина девятого и ясный, звездный октябрьский вечер был не таким уж холодным, длинная улица казалась почти безлюдной.
Редкие прохожие с любопытством смотрели на полицейскую машину, но интерес их тотчас угасал, так как вокруг нее ничего не происходило. Двое полицейских сидят и дремлют, только и всего. Однако, если присмотреться к ним поближе, можно было сделать вывод, что они не очень-то похожи на обычных полицейских. Форма в полном порядке, портупея, дубинка, пистолет – все на месте. А отличие заключалось в том, что водителю, тучному мужчине с добродушным лицом и пытливыми глазами, как и его более стройному товарищу, который подпирал плечом стекло дверцы, было лет под пятьдесят. Нижние чины полиции обычно молодые спортивные парни. Если же встречаются исключения, то старшего сопровождает коллега помоложе.
Двое в черно-белом «крайслере» надели форму патрулей для маскировки, в машине сидели не кто иной, как руководитель отдела по расследованию убийств Мартин Бек и его ближайший сотрудник Леннарт Колльберг.
Идея принадлежала Колльбергу. Он исходил из того, что ему было известно о человеке, за которым они охотились. Фамилия этого человека была Линдберг, прозвище – Лимпан, занятие – вор, специальность – кражи со взломом.
Три недели назад Лимпан пришел в ювелирный магазин в центре Упсалы и, грозя владельцу револьвером, заставил его отдать ювелирные изделия, часы и наличные, всего на сумму около двухсот тысяч крон. Все шло гладко, и Лимпан мог бы благополучно скрыться с добычей, но тут появился кто-то из служащих магазина. Со страху Лимпан нажал на курок, пуля попала служащему в лоб и уложила на месте. Лимпану удалось бежать, и, когда стокгольмская полиция через два часа разыскала его на квартире невесты, он лежал в постели. Невеста клялась, что он простужен и последние сутки вообще не выходил на улицу. Обыск ничего не дал – ни брошей, ни часов, ни денег. Линдберга допросили, устроили очную ставку с владельцем магазина, однако тот колебался, потому что грабитель был в маске. Зато полиция не колебалась. Во-первых, Лимпан после долгой отсидки, естественно, был без денег, а от одного доносчика стало известно, что Лимпан сам говорил о намечаемом деле в другом городе, во-вторых, нашелся свидетель, который за два дня до налета видел, как Линдберг прохаживался по улице, где находился ювелирный магазин. Но Лимпан упорно твердил, что никогда не бывал в Упсале, и в конце концов пришлось отпустить его за недостатком улик.
