Румер запрокинула голову. Минуту назад ее глаза дико пылали, когда она рассказывала ему о Блю, но теперь в них воцарилось спокойствие и глубокое-глубокое понимание. Прильнув ближе, он смахнул светлые волосы с ее лба и поцеловал ее.
Звезды спустились с небес на землю. Сейчас все годы полетов в космос в поисках далеких миров показались ему фальшивкой: ведь важные звезды были прямо здесь, на Мысе Хаббарда. С самого детства Зеб мечтал об этом. Румер была его возлюбленной, и отступать было некуда.
Они целовались так долго, будто им оставалось жить лишь до завтрашнего утра и словно все грехи им уже были отпущены.
Ночь окружила их тишиной, которую изредка нарушали сверчки в жимолости и цикады на старых дубах. Стоя на коленях, Румер крепко обнимала его, и он хотел, чтобы это мгновение длилось вечно.
– Я следил за тобой из космоса, – шептал он. – Я никогда не забывал… даже будучи с Элизабет. Я ни на секунду не выпускал тебя из виду.
– Все то время, что я жила на Мысе и заботилась о животных… пока я каталась на Блю, я так скучала по тебе…
Старые часы ее отца, из чистого золота с ремешком из черной кожи (учителя из Блэк-Холла подарили их ему в день ухода на пенсию), отстукивали неумолимое время.
– Отец оставил их тебе? – смахнув грязь с циферблата, спросил Зеб.
– Да, – кивнула она. – В плавание он взял свой хронометр, чтобы лучше ориентироваться на море.
– Он хотел оставить здесь частичку себя, – заглядывая в ее голубые глаза, сказал Зеб. – Потому что он любит тебя.
– Знаю, – прошептала она.
– То же касается и меня, – ощущая дуновения ветерка, сказал Зеб. – Только вместо того чтоб оставлять частичку себя позади, я посылал ее вперед. От самого сердца, все эти годы… Я посылал ее тебе оттуда, сверху. Со скоростью света…
– Спасибо, – Румер нежно погладила его по щеке.
– Но я был так далеко, – Зеб снова поцеловал ее, – что она только сейчас добралась сюда.
Глубоко внутри у Зеба было такое ощущение, будто он никогда и не покидал эти края. Они поднялись с земли, и Зеб провел Румер на ее кухню.
Румер открыла воду, и они с Зебом вымыли руки над старой эмалированной раковиной. Он смутно помнил, как в раннем детстве сидел вместе с этой девчонкой на этом вот столе, а ее мать смывала с их ног пляжный песок. Пока горячая вода стекала по их ладоням, он продолжал целовать Румер, чувствуя прилив крови во всем теле.
Они прошли через столовую, мимо окон, смотревших на его старый коттедж, который без белых ставенок стал обнаженным. Шагая по гостиной, он поежился, увидев на стене фотографии Элизабет и постеры с рекламой ее ролей в «Ромео и Джульетте», «Сне в летнюю ночь», «Гедде Габлер» и «Дикой утке». Румер тоже замешкалась.
Зеб взял ее за плечи и поцеловал.
– То, что ты был женат на моей сестре, навсегда останется между нами, – прошептала она.
– Не в наших силах изменить прошлое, – пристально глядя в ее глаза, ответил он. – Но если бы я мог, то сделал бы это. Для меня ты единственная, Румер. И всегда была ею…
– Но ты любил Элизабет, – сказала она. – И не можешь этого отрицать.
Зеб провел рукой по ее волосам. Нет, этого он не мог отрицать. Просила ли она солгать ей? Его любовь к Элизабет была подобна падающей звезде: дикой, яркой, но быстро сгоревшей и растворившейся в пустоте.
– Все закончилось, так и не успев начаться, – прошептал он на ухо Румер. – Это было настоящее чувство, и тут я не могу покривить душой. И оно подарило мне Майкла, Румер. Да и в некотором роде связало меня с тобой. В общем, то был метеор, а ты моя звезда. Ты у меня навеки, Ру.
– Знаю, – проворковала она. – Потому что испытываю к тебе то же самое.
Они поднялись по лестнице, держась за руки. Обшитые деревянными панелями стены сохранили дневное тепло и в свете лампочек отливали коричневым золотом. Лестница вывела их на небольшую площадку, а потом уже на второй этаж. Прожив столько лет по соседству, Зеб бывал здесь всего-то пару раз. Ступая по запретным ступенькам дома девчушек Ларкин, Зеб ужасно возбудился. Румер увлекла его за собой в свою спальню. Одно ее окно выходило на пляж, другое – на старый коттедж Зеба. В каждой детали этой комнаты жила душа Румер: хотя полы и стены были из темного дерева, остальное убранство светилось белым. Скромная мебель сначала была отбелена, затем выкрашена вручную, а дополняли интерьер сверкавшие своей белизной аккуратные полочки.
В книжном шкафу стояли учебники, томики с поэзией, романы и путеводитель по звездам. На комоде лежали ракушки, деревяшки и скорлупа яиц брюхоногих моллюсков. Вокруг зеркала расположились фотографии Майкла в возрасте от ребенка до юнца. На туалетном столике покоилась рамка со снимком, на котором Зеб и Румер на велосипедах развозили газеты.
Но не это привлекло внимание Зеба, и у него на миг перехватило дыхание. Вместо прежних медных или железных прутьев Румер приладила в изголовье своей кровати белые резные ставни от его старого дома. Создавалось впечатление, что они всегда были именно на этом месте. Темные стены просвечивали сквозь выпиленные сосенки. Зеб взглянул в голубые глаза Румер.
– Ты сама смастерила? – Она кивнула:
– Я не могла позволить строителям выбросить их на помойку… и поначалу не могла придумать, что с ними делать; я хотела, чтоб они были там, где я видела бы их каждый день.
– И ты превратила их в изголовье кровати. – Румер улыбнулась:
– Они оберегают мои сны.
Зеб нежно обнял ее. Она была такой маленькой и мягкой, словно кукла, но его обуревали отнюдь не игрушечные чувства. Укротив свой нарастающий пыл, он нежно уложил ее на двуспальную кровать, не переставая обмениваться с нею поцелуями, полными страсти, скопившейся за многие годы.
В открытые окна задул солоноватый ветер и потревожил белые занавески. Зеб помнил, как сидел в своей комнате, пуская слюну на эти самые лоскуты полупрозрачной ткани. Он представлял себе, как они прикасались к телу Румер, проносились над ее кроватью, а теперь он наконец-то оказался на их месте.
Она запустила руки под его футболку и подняла ее вверх. Ее ладони скользили по груди Зеба, отчего тот трясся как осиновый лист.
Он начал медленно расстегивать перламутровые пуговки на ее платье. В них искрился проникавший сквозь окно лунный свет. Пуговицы были сделаны из ракушек, поднятых со дна моря, и они были такой же частью природы, что и та женщина, которая их носила. Высвобождая каждую пуговку, он прижимался губами к ее коже.
– Зеб, – прошептала она, вся дрожа.
Проведя рукой по ее платью, он обнаружил золотую брошку в форме маяка, которая была приколота к ее воротничку. Зеб аккуратно снял ее и осторожно положил на туалетный столик. В то же мгновение по комнате метнулся луч настоящего маяка. Проследив за ним взглядом, Зеб вспомнил о спасенных кораблях и о судне, которое разбилось. Он совсем растрогался; нежно сжав лицо Румер в своих ладонях, он думал о том, как же долго им пришлось идти друг к другу.
