«Готов». Сколько всего можно сказать одним словом. Лея не сомневалась, что Хан любит ее, но знала: ему трудно подолгу задерживаться на одном месте. В душе он до самой смерти будет бродягой и странником. Он остался бы на Хосниан-Прайм на год или больше, стоило только попросить, но это все равно что запереть птицу в клетке.
— Хан, все нормально. Мы оба знаем, как тебе не терпится вернуться на соревнования.
— Гонки — это всего лишь гонки, солнышко.
— Да, но если я тут влипла, нельзя, чтобы это сломало и твою жизнь. А кроме того, — с усмешкой добавила она, — за то, что я дочь Дарта Вейдера, Галактика меня, может, когда-нибудь и простит. А вот если из-за меня придется перенести финал «Пяти мечей», мне точно конец.
— Ты не перестаешь меня удивлять.
— Самое худшее уже позади, — сказала Лея, пытаясь убедить не только Хана, но и себя саму. — Со мной все будет хорошо.
Стоило Хану понять, что скоро он сможет подняться на корабль и лететь куда вздумается, он тут же развеселился.
— Да честно говоря, я все равно ни хатта не понимаю в этой вашей политике. По мне, так лучше уж честная перестрелка. И крови, кстати, меньше.
— Есть вещи, которые никогда не меняются.
Хан вдруг посмотрел на нее серьезно и накрыл ее руку своей.
— Да, милая, — сказал он. — Есть вещи, которые не изменятся никогда.
— Можешь мне поверить.
Глава двадцать девятая
Возможно, снова получить приглашение на вечеринку Вариш Вицли означало перемену к лучшему.
— Как ты могла отпустить Хана с Хосниан-Прайм, когда мы с ним даже мельком не повидались?
Вариш взяла Лею под руку; казалось бы, обычный жест хозяйки вечера, но и Лея, и остальные приглашенные почувствовали, что на сей раз этот жест несет ясное послание: «Эта гостья под моим покровительством. Не сметь нападать!»
— Ужасно жаль. Мы с ним сто лет не виделись, — продолжала Вариш.
— Хану надо присутствовать на гонках, а у меня здесь своя работа. — Лея глубоко вздохнула и улыбнулась. — Так по какому поводу мы собрались?
— Когда это мне нужен был повод, чтобы созвать гостей? В следующий раз, когда Хан вернется домой, устрою празднование в его честь. Если, конечно, он не улетит опять как угорелый.
Вариш ни на мгновение не отвернулась от Леи, за что та была ей очень благодарна. А сегодня Вариш задумала вернуть на сторону Леи и других популистов.
Конечно, за один вечер такие дела не делаются, даже если это званый вечер у Вариш. Хотя все держались очень вежливо и даже любезно кивали Лее при встрече, за спиной у нее тянулся шлейф шепотков: «Поверить трудно… Неужели это правда?.. Вы думаете?.. Кто знал правду?»
Лея знала, что так будет, и, чтобы не сойти с ума, решила относиться к этому с мрачным юмором. Поэтому она нарядилась в длинное черное платье с капюшоном. Раз уж они видят в ней только дочь Дарта Вейдера, почему бы не подыграть?
— Надеюсь, когда будешь выступать перед сенатом, ты наденешь что-нибудь другое? — шепнула Вариш.
— Конечно.
Лее было легче продержаться на званом вечере, поддразнивая гостей, но завтра в сенате ей нужно было донести до слушателей суть своего отчета, а не отвлекать их внимание.
— Я просто решила немного пошутить.
В толпе мелькнул ярко-алый сполох — традиционная мантия жителей Гаталенты.
— Тай-Лин! — позвала Лея.
Пожалуй, никого больше из сенаторов она не смогла бы теперь окликнуть со спокойной душой. Многие просто сделают вид, будто не слышали.
Но Тай-Лин обернулся и улыбнулся ей столь же тепло, как и прежде.
— Принцесса Лея! Вы выглядите… — он умолк и посмотрел на нее с заговорщицким видом, — вызывающе.
— Вы меня раскусили.
— Вы позволите перемолвиться с вами наедине, пока праздник в самом начале? — Он взглядом попросил у Вариш разрешения ненадолго похитить Лею.
Вариш кивнула и поскакала предложить вина припозднившимся гостям.
Лея и Тай-Лин устроились в уголке, где их никто не мог слышать, и Лея спросила:
— Так о чем вы хотели поговорить?
— О вашем завтрашнем выступлении.
— Но вы ведь знаете, что я хочу рассказать о…
— Я не о его сути. Как вы думаете, почему Кастерфо отдал вам свой голос?
Лея старалась не задумываться над этим вопросом.
— Я, как и вы, могу только гадать.
— Напрасно вы так неосмотрительны. — Мало кто способен придать голосу такую серьезность и убедительность, как Тай-Лин. — Возможно, Кастерфо что-то задумал против вас.
— Он уже достаточно убедительно выступил против меня.
Тай-Лин покачал головой:
— Никто не знает, что он еще может заявить. Какие обвинения против вас выдвинуть.
— Уверяю вас, у меня нет тайн страшнее, чем та, которую он раскрыл. Да и что может быть страшнее? — Поколебавшись, Лея добавила: — Мне кажется, ему действительно интересно, что я собираюсь сказать. Рэнсольм очень серьезно занимался расследованием вместе со мной. Он не боялся рисковать ради того, чтобы получить важные для дела сведения. Наверное, он просто хочет знать, чем все закончилось.
— Не могу сказать, что разделяю вашу веру в его порядочность.
— Мою веру?
Возможно, Тай-Лин был прав. Предательство Рэнсольма стало сокрушительным ударом для Леи, но она понимала, что заставило его так поступить. Она верила, что хорошо знает его.
— Прошу внимания! — раздался звонкий голос Вариш, легко перекрыв гул разговоров. — Как вы, наверное, уже догадались, я неспроста собрала вас всех здесь сегодня. Настало время раскрыть интригу. — Она подняла бокал игристого вина. — Я предлагаю выпить за Тай-Лина Гарра, который вскоре станет официальным кандидатом на пост Первого сенатора от партии популистов!
Гости радостно поддержали это предложение. Тай-Лин поднял руки в приветственном жесте. Лея аплодировала вместе со всеми, но в глубине души была потрясена: почему же она ничего не знала?
«Потому что я в это время гонялась за Риннривином Ди на Сибенско, — напомнила она себе. — И потому что меня больше не приглашают на собрания партийных активистов».
Никогда за всю свою сознательную жизнь Лея не была настолько политически слабой фигурой. Она не стремилась к власти ради власти как таковой, но, лишившись ее, почувствовала себя беспомощной.
Целый час вокруг Тай-Лина толпились желающие поздравить его. Лея мужественно пыталась в это время вести светские беседы с гостями, которые не особенно хотели с ней разговаривать. Улучив момент, когда Тай-Лина оставили в покое, она шепотом спросила его:
