Как и в прошлую субботу, Лили села на последнюю скамейку, опустив голову и слушая, что говорит священник. Она бы и на кладбище предпочла остаться одна, но Джон взял ее за руку, когда гроб выносили из церкви.
Он, как и вчера, сжимал ее ладонь, словно Лили была для него единственной надеждой на спасение, единственным, что поддерживало его в эту трудную минуту. Но теперь это было совсем иначе, потому что происходило у всех на глазах.
Не зная, как отнесутся к этому в Лейк-Генри, Лили не смела поднять глаз. Когда отзвучала последняя молитва и гроб опустили в могилу, она ощутила, как напрягся Джон. Проходя мимо Джона, люди говорили ему пару сочувственных слов, пожимали руку, прикасались к плечу. И каждый непременно заглядывал в глаза Лили. Она смущенно кивала, благодаря Бога за то, что не нужно ничего отвечать. Лили простояла рядом с Джоном до самого конца, так и не справившись со страхом. Ей казалось, что сегодня они с Джоном заварили новую историю.
Джон, напротив, считал, что уважение, которое выказали ему горожане, косвенным образом распространится и на Лили. Чем теплее станет к ней отношение земляков, тем уютнее Лили будет себя чувствовать и тем вероятнее, что она не покинет Лейк-Генри.
Он уже не думал о своей книге, опасаясь, как бы она не обесценила все, что произошло между ними. Независимо от книги Джон желал, чтобы Лили осталась на родине.
Она останется, пока не разрешится проблема. Скандал связал ее по рукам и ногам. Лили жила здесь, но все необходимое осталось в Бостоне. Газета так и не опубликовала опровержение, и после всех действий, предпринятых Кэсси, приходилось только ждать ответа. Процесс обещал быть затяжным и болезненным.
Джон хорошо помнил их первую встречу в то субботнее утро, когда разъяренная Лили, в ночной сорочке и накинутой на плечи шали, направила ружье ему в сердце. Еще тогда он понял, что она гордая. Лили не станет жить в Лейк-Генри лишь потому, что ей некуда больше податься. Лили должна сама захотеть остаться, а это невозможно, пока она не помирится с Майдой. Джон хотел помочь ей в этом, но он чувствовал, что если станет копаться в секретах Майды, то Лили сочтет это вмешательством в ее личные дела.
Терри — совсем иное. Джон считал себя вправе разобраться с ним и призвать к ответу за все, что он сделал Лили. Он поможет ей доказать злой умысел.
В воскресенье Джон быстро подготовил все материалы для следующего выпуска «Лейк ньюс». Хорошо, что члены Гостеприимного комитета Поппи, приехав почти в полном составе, привезли ему всякой снеди. Это избавило его от необходимости отрываться от работы. Рано утром в понедельник он снова примчался в офис и продолжил расследование. Для начала Джон созвонился с церковью в итальянском квартале Питсбурга и поговорил с двумя священниками, потом нашел третьего, пожилого, который мог помнить Терри Салливана. Действительно, это имя оказалось знакомо пастору, но лишь по последнему скандалу в прессе. Он заверил Джона, что Терри Салливан никогда не был его прихожанином.
Итак, Терри не проявлял религиозного рвения ни в Питсбурге, ни в его окрестностях, о которых в свое время писал.
Джон решил вернуться немного назад, в Мидвилл, но и в здешней церкви ничего не добился. Никто из священников не помнил такого имени. Джон решил еще раз побеседовать с заместителем директора школы. Тот по-прежнему горел желанием оказать услугу, поэтому соединил его с учителем средних классов. Потом Джон потолковал с учителем младших классов. Рассказы обоих преподавателей совпадали. Утверждая, что Терри хорошо учился, они упоминали о его трудном детстве.
— Трудное детство? — переспросил Джон у каждого из учителей.
— Он отличался от своих одноклассников, — подтвердил один, — и всегда держался немного отчужденно.
Второй заявил:
— Теперь я могу говорить об этом, поскольку видел его на ток-шоу в прошлые выходные. Он стал солидным и даже красивым мужчиной, а ведь каким был хиленьким.
— Хиленьким?
— Да, мелким таким, тощим. Готов был в любой момент к защите, как и все изгои. Бедняжка. Ведь ему всегда приходилось оставаться в тени такого брата.
— Какого «такого»?
— Нейла. Это был очень симпатичный ребенок. Вежливый, привлекательный, дружелюбный. Настоящий лидер, даже в те времена. Терри учился гораздо лучше, но дети в этом возрасте не очень ценят интеллект, если все остальное в сверстнике им не нравится. Прекрасные мозги Терри не располагали к нему детей. Они смеялись над учеником, который знал ответы на все вопросы учителя. Да и дома у него было неладно. Отец слыл тяжелым человеком.
Первый учитель тоже упоминал об этом:
— Сегодня таких детей мы считаем жертвами плохого обращения. Но тогда на проблему смотрели иначе.
— И что же вы видели? — спросил Джон.
— Синяки. Терри дома били. У его отца был горячий нрав и толстый ремень.
— А брата Терри он разве не бил?
— Да что вы! Он не смел.
— Почему же?
— Если бы он поднял руку на этого мальчика, то жена ушла бы от него. Она обожала Нейла. И с самого начала прочила его в священники.
— И он стал им? — Джон замер.
— Конечно. Мы все гордились этим.
Можно ли делать из этого какие-либо выводы? Мальчику постоянно приходилось оставаться в тени старшего брата, которого готовили в священники… Допустим. Но достаточно ли этого, чтобы ребенок проникся ненавистью к церкви, а впоследствии совершил преступление против кардинала?
Сомневаясь в этом, Джон продолжал допытываться:
— Разве старший брат не мог остановить отца?
— Никто не мог бы остановить этого крупного, сильного и злого человека.
— А мать Терри?
— О, ее уже нет в живых. Погибла в автомобильной катастрофе лет десять назад.
Джон знал об этом, как и о том, что отец Терри тоже умер.
— Но где же она была, когда ее муженек размахивал ремнем?
— Думаю, вставала между ним и сыном. Ей доставалось в первую очередь.
Несмотря ни на что, Джон проникся состраданием к Терри. Его родители изливали друг на друга потоки злых, грубых слов, но никогда не доходили до рукоприкладства.
— Так в чем же дело? — спросил Джон. — Он что, пил?
Оба учителя не знали этого наверняка, но один из них назвал
Джону имя женщины, которая жила в Мидвилле по соседству с Салливанами. Она оказалась довольно коммуникабельной.
— Был ли пьяницей Джеймс Салливан? Да, он пил. Пил потому, что был до безумия ревнив. Джин не смела на людях и глаз поднять, иначе Джеймс тут же обвинил бы ее в кокетстве. Он ревновал даже к собственному сыну! Уж поверьте мне, Джеймс Салливан был дурной человек.
— Так почему же она за него вышла?
— Наверное, не знала, что он настолько плох. Да и кто из девушек это знает? Ведь мужчины порой не проявляют характер до тех пор, пока уже ничего нельзя исправить. Но этот даже ждать долго не стал. Потом Джин рассказывала мне, что он показал ей свой норов в первую брачную ночь: погрозил пальцем и велел никогда не вспоминать о прошлом. Она поклялась, что никогда и не вспоминала, но Джеймс так и не поверил.
