равными Звёздам… Им было подвластно всё в этой Вселенной. Им была открыта вся её подноготная… История и искусство неведомых древних народов, её законы и все её знания, накопленные за любой миг её существования… Им было открыто ВСЁ… Это пугало, но там, над этим страхом, что-то вырастало из глубины сознания, словно крылья, дающие ощущение безгранично свободного и упоительного полёта…
— Ник… — шёпот и её пальцы, дрогнувшие на его руке. — Ты тоже… это чувствуешь? Я… нет, не Одарённая… Это… больше… Намного… Что это с нами, Ник? Кто мы теперь? — она с трудом открыла инстинктивно зажмуренные глаза и попробовала взглянуть на мужа.
Шер не увидела его. Но её слова отдавались в той Вселенной, которой она стала. Галактики разлетались и сталкивались, рождались и гибли звезды, волны света катились от каждого звука, озаряя немыслимые глубины и делая видимым то, что таилось там. Равновесие, поддерживающее всё, нарушилось.
— Я не знаю… — пророкотало где-то за пределами Вселенной, и от этого голоса покатилась встречная волна, разбивая пространство на осколки.
— Нет! — в ужасе вскрикнула Шер. Если бы она могла, она бы замотала головой, отбиваясь от увиденного… Зачем ей все эти Галактики, вспыхивающие сверхновые, туманности?! — Зачем эта Вселенная, если в ней нет тебя?! — выкрикнула она в межзвёздное пространство, навстречу волне от его голоса.
Глава 351
Её крик разбился о тёмный прилив, катящийся к ней от края мироздания. Мгновение — и там, где столкнулись два голоса, родилась ослепительная вспышка. В алом зареве исчезло всё — безграничная Вселенная, бескрайний океан информации, сами Посланники… Долгим или коротким было небытие, ни один из них не мог потом вспомнить. Сознание возвратилось такой же ослепительной вспышкой, глазам стало больно от жгучего алого света, и когда Шер смогла снова видеть, ей предстало странное зрелище: по ветвям кристаллического сада катились пульсирующие волны, заставляя вспыхивать, меркнуть и вновь загораться растущие на них кристаллы.
Ей даже показалось, что это ложные ощущения в глазах от действия на них вспышки, но они не бывают такими ритмичными… и такими завораживающими… Целый сад вспыхивал алым светом, словно забились маленькие трепетные сердечки — кристаллы, к которым по веточкам, словно по артериям, бежала животворящая сила… От этого жизнеутверждающего пульсирующего сияния нельзя было оторвать взгляд. Ей почему-то не было страшно, как в храме на Ботавуи, когда они с Ником почувствовали, как камни в их ладонях бьются, словно живое сердце. Казалось, поток, прокатившийся сквозь сознание, катком выгладил все её чувства до одного… Но от увиденного ей стало почему-то удивительно тепло…
Неужели это и есть та безграничная Вселенная информации и знаний, которая была заключена в их знаках Посланников? Она досталась каждой из этих новых жизней? И когда придёт час, древняя раса возродится ещё более… Шер даже не нашла слова для определения того, что чувствовала сама, когда была той Вселенной… А Ник…
— Ник? — чего-то испугавшись, взглянула она на штурмана.
— Ты в порядке? — тихо спросил он, медленно разжимая сведенные пальцы. — Я ничего тебе… не сломал?
— Нет, а я тебе? — начала она отвечать с конца, внимательно глядя на мужа. — В порядке, наверное… Только ощущение интересное… Знаешь, когда вкалывают один наркоз, то начинаешь искрить креативными идеями, мыслями, творческими задумками… Но вот потом их уже ни за что не вспомнить… А ты как? — ответа Шер ждала с каким-то волнением.
"Второе не изменит вашей сути…"
А его?..
— Не вспомнить… — Ник мучительно пытался поймать ускользающую нить воспоминаний, но пережитое гасло, стиралось из памяти, словно запредельная боль. Милосердное забвение защищает от неё разум, спустя недолгое время человек будет помнить, что ему было очень больно, но не сможет вспомнить — как именно ему было больно. То же самое происходило и с Посланниками. Они помнили, что с ними произошло. Но не то что описать словами — хотя бы представить себе более-менее чётко случившееся не могли.
— Не помню, — сдался штурман. — Помню, что знал всё. Мог всё. Теперь — не знаю и не могу. Оно и к лучшему, наверное… Зал, мы всё сделали?
Он взглянул на свою руку, всё еще сжимающую подвеску, разжал до белизны стиснутые пальцы. На ладони, перечёркнутой ярко-красной линией там, где ребро оправы врезалось в кожу, серебрилась пустая оправа. Тонкая струйка тёмно-красного, почти чёрного песка стекла из ладони на пол, на глазах у растерянного человека впиталась в покрытие пола, словно вода — и исчезла, не оставив ни крупинки.
Шер кивнула — ничего не осталось и в её памяти. Кажется — зацепка, кажется, вот-вот вытащишь что-то из белёсого тумана забвения, но… срывается, выскальзывает, словно те рыбки, которых они ловили в армии на одной из планет… И уходит вглубь безвозвратно. А вот ощущение осталось… Невероятных, безграничных возможностей и свободы…. Но только разве в этом её счастье? Нет, она нисколько не жалела потерянного. Она только посредник между чужим опытом и новой жизнью древней цивилизации. Главное — они сделали нужное дело. И не потеряли друг друга, не потеряли себя. Вот это — настоящее…
— Думаю, мы исполнили, что должны, — тихо сказала Шер. — Посмотри на деревья, Ник…
Сведённая судорогой рука с кристаллом никак не хотела разжиматься, пришлось ей помогать. Неосторожное движение — и с ладони на броню скользнуло пустое металлическое обрамление. А кристалла не было. Вместо него на ладони осталось то, что показалось сначала запёкшейся кровью — горстка багрово-чёрного порошка…
— Всё, мы больше не посланники, — усмехнулся Ник, перекатывая в пальцах ребристый металл. — Знаков больше нет, свободны, как птички в полете. Интересно, нас сюда ещё пустят? Хотя не могу представить, зачем бы пришлось ещё раз сюда возвращаться. Разве что перед отлетом… попрощаться.
— Даже если не пустят… Я пойму, — мягко сказала Шер, осторожно ссыпая тёмно-кровавый пепел кристалла с ладони. — И ушедших из жизни, и новую жизнь нужно беречь.
О том, что ей никогда этого не забыть, говорить было излишне. Да и золотистую оправу, смотрящуюся без кристалла сиротливо и бесцветно, Шер переложила в контейнер. Пусть это останется с ней.
— Раз мы свободны, как птички, может быть, полетим? — вопросительно взглянула она на штурмана. — Только Зал почему-то нам не отвечает…
— Вот будет прикол, если мы что-то сделали не так, и Зал накрылся, — веселья в голосе штурмана не было. Он выглядел слегка пришибленным и явно пытался скрыть за напускным весельем собственную растерянность. — Шер… Ты ведь… от очень многого отказалась. Из-за меня. А Зал сказал — наградить. Что, если ЭТО и было твоей наградой? Вдруг они не
