взглядом, готовый вмешаться при малейшей угрозе. Когда он понял, что девушка что-то нашла — или что-то нашло её — ему пришлось сосредоточиться на собственном выборе, чтобы не отстать от Шер. Но краем глаза он всё-таки посматривал в ее сторону, и это отвлекало. В итоге штурман был немало удивлен, обнаружив в какой-то момент, что уже сидит, прислонившись спиной к рельефной коре ствола, словно вырастающего из пола, и смотрит на девушку, замершую у соседнего деревца.
— Кажется, есть… — хрипловатым, севшим от волнения голосом проговорил Ник.
— Да… — выдохнула Шер, глядя на Ника бездонными от расширившихся зрачков глазами. Вот сейчас, сейчас что-то начнёт происходить…Что? И как это будет? От гнетущей неизвестности её сердце снова падало, будто его ветром срывало с качающейся аппарели над Флорном… Грани кристалла врезались в пальцы, но Шер не чувствовала… Она держалась за взгляд Ника, чтобы случайно не увидеть таких же сидящих под деревьями и улыбающихся.
Не отводя взгляда от лица жены, штурман достал из поясного контейнера подвеску. Живая плоть, значит… Он коснулся затылком ствола, замыкая контакт между деревом и кристаллом в собственной руке, внутренне сжался, готовый к чему угодно — к боли, к потере сознания… даже к потере себя, пожалуй. Он оказался совершенно не готов к тому, что ничего не произошло. Кора дерева была морщинистой и прохладной. Затылок ощущал неровности, Ник непроизвольно поёрзал, устраиваясь удобнее, чтобы рёбра морщин не давили слишком сильно на кожу.
— Ты что-нибудь чувствуешь? — шёпотом спросил он у Шер.
— Пока — нет, — немного напряжённо и так же тихо отозвалась Шер. То, что положение, в котором она находилась, было не слишком комфортным, а затылок так и норовил отодвинуться от жёсткого ствола, было несущественным по сравнению с тем, чего она ожидала. Зато ей вдруг пришла на память голокомедия, в которой один незадачливый бедняга визжит и стонет под манипуляторами меддроида.
"Так ещё не делали", — бесстрастно резюмирует автохирург.
"Ах, не делали…" — мгновенно успокаивается бедняга.
— По законам жанра, сейчас кто-нибудь из этих улыбчивых подмигнёт, заржёт и спросит, классно ли они нас разыграли, — мысль о голо пришла в голову не ей одной. — И я, наверное, в этот момент просто рехнусь от счастья.
Кадры фильмов сами собой всплывали в памяти. К ним цеплялись связанные с просмотром воспоминания, к воспоминаниям — запахи, звуки, краски… пока оба Посланника не осознали, что с ними всё-таки что-то происходит. Их разматывали, словно тонкие шелковистые коконы — нить воспоминаний раскручивалась, ускользая, теряясь в белесой дымке, и Ник инстинктивно выбросил свободную руку в ту сторону, где сидела Шер — найти, схватиться за тонкие пальцы, как за единственную связь с реальностью, за то единственное, что он страшился утратить больше, чем умереть.
— Ты обещал! — вырвался у него крик, когда он понял, что не может оторваться от ствола. — Ты же обещал!
Вихрь воспоминаний захлёстывал, в нём кружилось всё прочувствованное, услышанное, увиденное в жизни, как в детском калейдоскопе, только с чудовищной скоростью… И этот калейдоскоп нельзя было остановить — нагромождение картинок, чувств, голосов, лиц и имён, мыслей, запахов менялось, грозя потопить её… Она задохнется под этим наплывом, её унесет в ничто, в никуда, как в море, на котором стоит Коронет… Одно, только одно она твердила про себя… или вслух — она не понимала этого… Она крутилась на одной ножке на уроке в студии, а с неё зачем-то сматывали и сматывали все покрывала… Сматывали и бросали… Но это нельзя отнять… Это чувство от неё неотделимо…
"Ник… Ник… Ник", — шептала она, или ей так казалось, когда она держалась за него, как за путеводную звезду в этом смерче, пытающемся сорвать с неё её жизнь и унести… Ник… Его лицо с бесконечно дорогими морщинками, его голос… Его руки… Шер, словно слепая, касалась ладонью пространства вокруг себя, пытаясь найти руку мужа и запомнить её прикосновение снова… Чтобы снова узнать, если…
Голос Ника словно выдернул её из этой туманной круговерти…
"Ты же обещал!" — услышала она его крик, и калейдоскоп сбился, споткнулся и замер… На доли секунд. Но затуманенное сознание насквозь прожгли вспыхнувшие в нём слова:
"Целиком в твоей власти…"
В её, Шер, власти не разминуться!
И снова, уносясь в бешеном вихре памяти, как в голо безумного режиссера, Шер успела увидеть протянутую к ней руку, дотянуться и крепко сжать её.
"Нигде…" — шевельнулись её губы.
Как только их руки соприкоснулись, багровая вспышка залила зал покоя. Свечение кристаллов в подвесках не могла пригасить даже человеческая плоть — они сияли сквозь пальцы, сжимающие грани, словно руки стали прозрачными. В это же мгновение ощущение истекающей из Посланников памяти исчезло, сменившись другим.
Кристаллы в подвесках хранили не личности — целые эпохи. Всё, что было накоплено храмом за минувшие десятки или сотни тысяч лет, сейчас протекало сквозь тела и разумы людей, под биение незримых сердец, от которого содрогалась, казалось, вся Вселенная. Ник и Шер не могли уже ни видеть, ни слышать друг друга — чудовищный поток информации раздирал сознание, уходя из кристаллов в деревья, ему одному было подчинено всё: память, чувства… Посланники не видели, как на голых ветвях проклёвываются острые почки кристаллов, раздвигают кору, вытягиваются, наливаются цветом. Они могли только воспринимать то, что сейчас проносилось сквозь них: знания, открытия, сделанные чуждой им расой, история планет и народов, родившихся и угасших задолго до того, как возникла Бесконечная Империя, технологии, произведения искусства — и только вцепившиеся друг в друга руки держали их, не позволяя захлебнуться, раствориться в потоке информации, стать исчезающе малой каплей в её океане… В какой-то миг им обоим стало казаться, что сейчас они не выдержат, что их разорвет на части, раскидает, что они перестанут существовать. Это ощущение всё длилось и нарастало, но у последнего предела вдруг исчезло. Шер и Ник ощутили себя… всемогущими. Всё знающими. Они казались себе высшими существами, которым доступно всё: любой уголок вселенной, любое знание, любая сила…
Их нёс вал знаний, оглушающий, ослепляющий, стирающий всякие чувства на своём пути, и это было хорошо, потому что человеческие чувства не смогли бы выдержать этот бесконечный поток информации, который, сотрясая, грозил разворотить сознание, расщепить его своим чудовищным космическим напором и размахом. И на самой грани бездны небытия, куда сознание неумолимо уже качнулось, и казалось, что уже ничто его не удержит, вдруг перестал его разрывать…
Губы разжались, ловя минуту передышки. Но это было первое ощущение… А второе, пришедшее на смену, было удивительным и странным, особенно для Шер. Они были
