Книга Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» - Анна Пастернак

Изначально мой интерес к истории любви Бориса и Ольги пробудили два события. Первое произошло в 1990 году, когда я хотела дать толчок своей нарождавшейся карьере в журналистике. В честь столетия со дня рождения Пастернака я вознамерилась написать статью для журнала Spectator, в которой собиралась раскрыть тайну истинной Лары. Постыдно мало зная о семейной истории, я поехала в Оксфорд навестить свою девяностолетнюю бабушку, Жозефину Пастернак. Через пятьдесят пять лет после того, как она в последний раз виделась со своим братом Борисом, Жозефина в ярких красках оживила передо мной эту их последнюю встречу. Три года спустя она умерла. Жозефина также познакомила меня со своим другом, сэром Исайей Берлиным. Он пригласил меня в Оксфорд на обед, и я почла за честь для себя послушать его увлекательные воспоминания о Борисе и эпопею, окружавшую публикацию «Доктора Живаго».

Когда в 1995 году в Москве скончалась Ольга Ивинская, лондонская газета Evening Standard попросила меня навести справки и написать ее некролог. После сданной статьи у меня осталось чувство глубокой печали, я была тронута историей Ольги и неотвязным ощущением, что слишком многое еще осталось недосказанным о ее романе с Борисом.

Еще пятнадцать лет спустя я поняла, что хочу – и готова – написать «Лару». В феврале 2010 года мы с отцом отправились в Москву, где нас принимали Евгений Пастернак, которому тогда было 87 лет, и его жена Елена. За рюмкой домашней лимонной наливки Евгений терпеливо отвечал на мои расспросы о его отце, несмотря на то что за свою жизнь немало написал по этой теме. Перед отъездом он подарил мне чудесный «Биографический альбом» – компиляцию жизни Бориса в текстах, письмах и фотографиях, которую составил и опубликовал за свой счет его сын Петр и к которой сам Евгений написал вступительное слово. Потом, в Переделкине, Наташа Пастернак, которая вышла замуж за младшего сына Бориса, Леонида, подробно рассказывала о своем свекре, его смерти и трудностях, с которыми столкнулась Ольга под конец жизни. Эти воспоминания для меня драгоценны, поскольку и Наташи, и Евгения уже нет в живых.

Через два месяца после поездки в Москву я отправилась в Стэнфордский университет в Калифорнии. Гуверовский институт, в котором хранятся все архивные документы, переданные туда моей бабушкой, Жозефиной Пастернак, принимал у себя международный симпозиум по теме «Семья Пастернак. Пережившие бури» (The Pasternak Family: Surviving the Storms). Меня пригласили выступить с докладом «Жозефина Пастернак и ее последняя встреча с Борисом в 1935 году в Берлине». Замечательно было встретиться там со столь многими родственниками, особенно с Петром Пастернаком, внуком Бориса. Кроме того, там была Жаклин де Пруайяр, которая часто встречалась с Борисом и перевела «Живаго» на французский. По времени эта конференция совпала с выходом книги «Борис Пастернак. Переписка с родителями и сестрами. 1921–1960» (Boris Pasternak, Family Correspondence 1921–1960) под редакцией Майи Слейтер – первого английского перевода переписки Бориса с родными, сделанного его племянником, Николасом Пастернаком-Слейтером. Я в долгу перед Николасом, поскольку многое почерпнула из этих писем для своей «Лары», и без них моя книга была бы намного беднее. Эти письма – прекрасно написанный и трогательный рассказ о жизни Пастернака в те сорок два года, что он прожил в разлуке с семьей.

Жаль, что мне не довелось познакомиться с Ольгой Ивинской, но я считаю, что мне необыкновенно повезло в другом – пообщаться с Ириной Козовой, урожденной Емельяновой, дочерью Ольги. Поначалу Ирина сдержанно отнеслась к идее встретиться со мной. Она уже изложила собственную версию событий в «Легендах Потаповского переулка», и мотивы, побудившие меня взяться за «Лару», вызывали у нее определенный скептицизм. Она не ожидала от меня, представительницы семейства Пастернаков, сочувственного отношения к ее матери. Мы дважды встречались в Париже, и время, проведенное в беседах с Ириной у нее дома, особенно много значит для меня. «Легенды Потаповского переулка» и воспоминания матери Ирины, «В плену времени», были моими главными источниками информации.

Еще одним восхитительным и ценным источником были пятнадцать папок с документами под пометкой «Переписка Пастернака», которые служащие архива издательского дома HarperCollins Publishers отыскали в своих хранилищах в Глазго. В числе этих никогда не публиковавшихся писем были копии всей корреспонденции, окружавшей публикацию «Доктора Живаго» в Соединенном Королевстве, между этим издательским домом, тогда носившим название Collins Publishers, и американскими издателями Pantheon Books. Там также хранится немало подробных служебных записок и отчетов о стараниях освободить Ольгу, когда она была во второй раз сослана в лагерь в 1960-х годах.

Поиски информации также привели меня в Милан, где Карло Фельтринелли устроил мне экскурсию по неповторимому Фонду Фельтринелли. Когда он вынул из сейфа оригинальную рукопись «Доктора Живаго» и позволил мне взглянуть на нее, это был эмоциональный и волнующий момент. Я была растрогана той заботой, с которой Фонд Фельтринелли хранит переписку между Джанджакомо Фельтринелли и Борисом Пастернаком. У двух этих мужественных людей было много общего, и, хотя они так и не познакомились лично, их симпатия друг к другу ярко проявилась в многочисленных письмах.