Вместо заключения
Итак, нам пора подводить итоги… В этой книге мы пытались рассмотреть, как возникла идея крестового похода и как она воплощалась на практике, как она видоизменялась под влиянием различных исторических факторов и как крестовый поход стал институтом. Попутно мы обращались к различным аспектам крестоносного движения — таким, как проблемы материальной организации крестовых походов, повседневной жизни крестоносцев, колонизации земель в созданных западными христианами государствах, а также рассматривали, как складывались в эту эпоху отношения между латинской Европой, с одной стороны, и греческим или исламским миром — с другой.
Теперь настало время вернуться к тому вопросу, который был поставлен в начале нашего исследования: что же такое крестовые походы? Когда они закончились? Как мы можем обобщить многообразную практику крестоносного движения, определить некоторые общие его черты?
Как мы стремились показать на страницах этой книги, крестовые походы, инициатором которых изначально выступили римские папы, были в общем скорее расширением уже существующей общественной и религиозной деятельности, а не радикальным разрывом с ней — они были на самом деле одним из видов практиковавшейся ранее священной войны. Мы видели, что еще задолго до крестовых походов папы сакрализовали войны, которые они вели против неверных и язычников (норманнов, сарацин и пр.), и даже поддерживали военные кампании против врагов Святого Престола.
Мы также пытались доказать, что Первый крестовый поход, положивший начало крестоносному движению, был во многом продуктом реформаторского движения XI в., направленного на освобождение Церкви от влияния светской власти и объединение христианского мира под властью понтифика. Папе Урбану II, положившему начало крестоносному движению, удалось соединить две в общем несоединимые вещи — идею священной войны, с одной стороны, и широко признанную и почитаемую в средневековом обществе практику паломнических путешествий — с другой. Он попытался использовать чрезвычайно популярную среди средневековых мирян традицию паломничества и сделать ее орудием христианской экспансии. Вооруженная экспедиция в Святую Землю с целью освобождения восточных христиан, к которой понтифик призывал христиан, была приравнена к покаянному паломничеству, а участникам в такой экспедиции предоставлялись духовные привилегии (прежде всего в виде индульгенции), а также особые светские права. И хотя средневековые миряне, судя по всему, долгое время не проводили резкой грани между паломниками (peregrini) и крестоносцами, которые лишь в конце XII в. стали обозначаться четким термином crucesignati, именно связанные с вооруженным паломничеством привилегии обеспечивали исключительный статус тех, кто принимал обет крестового похода.
В дальнейшем первоначальная идея крестового похода претерпела значительные изменения под влиянием разнообразной практики. Как мы видели, на первых порах под крестовыми походами подразумевались священные войны, которые были направлены против неверных на Востоке и ассоциировались с Иерусалимом и возвращением святынь, но затем возникшая практика была распространена на другие регионы — Прибалтику, Италию, южную Францию, Балканы, Грецию и пр. Институт крестового похода оказался важным инструментом светской власти в руках папства, он стал служить религиознополитическим целям понтификов в их войнах со всеми видами врагов во всех мыслимых регионах — против прибалтов и славян, мавров и мамлюков, а также турок, греков и русских; против неверных и еретиков, мятежников и политических соперников пап. Со временем крестовый поход утратил черты паломничества, но уникальный статус крестоносца-паломника сохранился, как и те привилегии, которые были изначально связаны с походами в Святую Землю — прежде всего предоставление индульгенций. Эти привилегии были даже расширены и распространены на участников других военных экспедиций, которые отправлялись в самые разные уголки мира — куда только пожелает понтифик.
Общим во всех этих кампаниях было то, что их мог санкционировать только папа, и то, что они оправдывались как справедливые войны, которые ведутся в защиту интересов христианства и сохранения целостности христианской Церкви. Крестоносная идеология была таким образом тесно связана с идеей религиозно-политического единения всего христианского мира, создания вселенской Церкви, возглавляемой римским папой и противостоящей миру язычников. Крестовые походы созывались папой — духовным лидером западного христианства, в них участвовали крестоносцы со всех концов христианского мира, и, как считалось, эти походы служили делу христианства и христианской религии в целом. По сути в идеологии крестового похода были две неизменные составляющие — с одной стороны, это упомянутая идея объединения человечества в единый церковный организм, а с другой — покаянная практика средневековой Церкви. Идея христианского мира, отождествляемого с западной Церковью во главе с римским понтификом, взлелеянная григорианской реформой XI в. и достигшая апогея, быть может, в понтификат Иннокентия III, как мы видели, угасла вскоре после Реформации. Точно так же важнейшие для крестоносного движения представления — такие, как обоснованная в римском католическом учении вера в эффективность индульгенции, всеобщее признание покаянной практики — были также поколеблены новой идеологией, порожденной эпохой Реформации. Можно считать, что путь от григорианской реформы до Реформации знаменует начало и конец идеи и практики крестоносного движения.
Мы имели возможность убедиться в том, что крестоносная деятельность имела большой резонанс в западнохристианском обществе, однако на протяжении всего Средневековья оно так и не выработало четкой дефиниции этого феномена. Несмотря на признаваемую в каноническом праве власть папы объявлять крестовый поход и жаловать индульгенции, эти черты так и не слились в общее определение. Нет его и в «Декрете Грациана» XII в., который в Средние века рассматривался как важное руководство по теории и практике войны. И даже Иннокентий III, который попытался связать разные виды деятельности крестоносцев в единую систему, не дал этому явлению общего наименования. А крупнейший знаток канонического права Гостензий мог лишь утверждать, что крестовый поход был справедливой войной под руководством папы, соответствующей всем признанным критериям (auctoriats principi, causa justa, intentio recta), о которых здесь уже не раз говорилось. Тем не менее, как уже упоминалось, ученый-юрист различал crux cismarina (крестовые походы внутри христианства) и crux transmarina (крестовые походы против внешних врагов), полагая, что внутренние угрозы христианству серьезнее внешних, и соглашаясь с тем, что большее признание заслуживают военно-религиозные экспедиции в Святую Землю. Так или иначе, ни средневековые правоведы, ни богословы не оставили нам ясного определения крестового похода. Случайно ли это?
Однако речь идет не только о каноническом праве, но и о терминологии. Нам уже не раз приходилось говорить о том, какими разными и порой неточными словами описывалась крестоносная деятельность. В многочисленных источниках — папских документах, хартиях и нарративных текстах — крестовый поход называется то паломничеством (peregrinatio), то «делом Христа» (negotium Christi), но также «переходом через море» (passagium ultramarinum), а в позднее Средневековье просто «святым путешествием» (saint voyage) или «святым переходом» (sanctum passagium). Примечательно, что в папских грамотах речь идет преимущественно об эвфемизмах — «крест» (crux), «дело Креста» (negotium Crucis) — римская курия явно не желала использовать язык войны для описания крестового похода. С начала XIV в. папские документы все чаще употребляют латинско-итальянское слово «cruciata», которое позже — в XV в. — стало ассоциироваться, как и испанское слово «cruzada», со сбором средств на крестовый поход, вырученных от продажи индульгенций. В середине XV в. бургундский хронист Жорж Шателен впервые пустил в оборот в своей хронике слово «croisade», которое ближе всего современному термину «крестовый поход», тем не менее и в XVI в. писатели продолжают употреблять словосочетания «guerre sainte», «helium sanctum» (священная война), а отнюдь не словцо Шателена. Надо сказать, что христианские авторы используют иногда весьма архаичные термины (как, например, «peregrinatio»), которые создают впечатление мнимого единообразия, но, судя по всему, ни на латыни, ни на народных языках не было универсального термина для обозначения крестового похода. Как известно, язык отражает культуру, и потому неясность терминологии, несомненно, указывает на важную черту самого феномена. Все приведенные здесь и ранее сведения могут говорить только об одном — средневековые люди не воспринимали крестоносное движение как единое, и у них не было четкой дефиниции крестового похода.
