В Казачьей бухте линкор лежал носом в сторону моря, днище возвышалось над водой более чем на 5 метров. После этого рефулером для устойчивости под палубу намыли ракушечный грунт. Первый этап работ был завершен на шесть месяцев ранее срока, установленного Совмином СССР.
Теперь наступал не менее ответственный, чем первый, — основной этап операции, а именно — выгрузка аварийного боезапаса. К началу этого этапа состав Экспедиции был переформирован и сокращен. Сменилось руководство. ЭОН была переподчинена непосредственно командующему Черноморским флотом, ее командиром стал капитан 2-го ранга А.Б. Столпер, а после него ЭОН возглавил Э.Е. Лейбович. В артиллерийских погребах линкора, как упоминалось выше, находилось огромное количество аварийного боезапаса. Вот Эти цифры: 379 снарядов главного калибра (каждый весом по 504 кг) и 2288 четвертьзарядов к ним. Свыше 2000 штук зарядов и снарядов 120-мм противоминного калибра, 1429 штук 100-мм снарядов, 15 577 — 37-мм снарядов. В 444 тоннах аварийного боезапаса находилось 12 тонн тола и пороха. Из них в Севастопольской бухте было выгружено, как уже упоминалось, только 2288 четвертьзарядов главного калибра.
Параллельно с выгрузкой нужно было решить вопрос с ликвидацией боезапаса. На полигонах были специально испытаны извлеченные из артпогребов образцы. Результаты испытаний отчетливо выявили всю опасность предстоящих работ. И в первую очередь эту опасность представляли старые итальянские снаряды главного, 320-мм калибра, имевшие всего две степени защиты. Не менее опасными были начиненные пироксилиновым порохом 120-мм заряды, способные к самовозгоранию. Отечественный боезапас к зенитным автоматам, находившийся в унитарных патронах, хоть и был менее опасен, но тоже числился в «аварийной» категории. Кроме всего вышеперечисленного, весь боезапас находился в затопленных артиллерийских погребах корабля. Бухта Казачья, в которую перевели линкор после подъема, была выбрана не случайно. В конце 50-х — начале 60-х она была практически пустынна, и реальный риск предстоящей операции сводил к минимуму последствия возможного взрыва, а она — эта возможность — присутствовала на протяжении всего времени с момента начала работ на «Новороссийске». Кроме того, была организована постоянная охрана района работ, исключавшая проникновение посторонних лиц, а также и детонацию выгружаемого боезапаса из-за возможных отдаленных взрывов, перегрева, дополнительных сотрясений и прочего.
Учитывая реальную возможность взрыва снарядов главного калибра, было принято решение: в целях уменьшения количества находящегося на корабле боезапаса в первую очередь выгрузить относительно менее взрывоопасный боезапас 120-мм, 100-мм, 37-мм калибров. Ввиду того что он находился главным образом в погребах ниже горизонта воды, при проведении этих работ был вновь применен кессонный метод. Внутри корпуса установили грузоподъемные средства и оборудовали пути транспортировки, по которым боеприпасы вручную переправляли до сухого горизонта, затем его прошлюзовывали, грузили на специально выделенные суда и после транспортировки на глубоководный полигон топили. Таким образом были выгружены 20 500 зарядов и снарядов. Боезапас главного калибра, представлявший основную угрозу, выгружался иначе. Каждый из четырех артиллерийских погребов линкора, применяя кессонный метод, герметизировали путем заделки ограждающих его поперечных переборок и первой платформы. После этого вырезалось отверстие в днище корабля, прямо над погребом. Снаряды кранами перегружались на транспорт и также затапливались на глубоководном полигоне. После выгрузки и ликвидации боеприпасов линкора наступило время решения последней сложной задачи: экономичная, эффективная и безопасная разделка корабля на металлолом.
Я специально пометил содержание очередной и, как выясняется, последней задачи. Среди решаемых задач я так и не отследил выполнение ожидаемой нами проблемы — обследование всех отсеков линкора с последующим сбором останков погибших моряков.
Быть может, древними традициями народа, представителями которого были руководители ЭОНа — Н.П. Чикер, Н.П. Муру, А.Б. Столпер и Э.Е. Лейбович, не предусматривался ритуал предания земле останков моряков, погибших при выполнении воинского долга?
Быть может, им стоило обратиться по «команде» к члену Военного совета генералу береговой службы ТОРИКУ. Тот, согласно служебной легенде, — «белорус», уж он-то по своей «комиссарской» должности должен был их поправить или направить. А быть может — послать? Вот кто только поверит в то, что подобные безобразия на флоте могли происходить без «благословения» Военного совета флота. И эта гнусная традиция утаивания, замалчивания, откровенного вранья продолжалась до середины 80-х годов. Последний, кто принял эту сволочную «эстафету», был заместитель начальника политуправления флота капитан 1-го ранга Черепок. Тоже, должно быть, «белорус»?
Ну а тогда, в далеком теперь уже 1957 году, наши великие теоретики и практики «судоподъема» и судоремонта так спешили перевыполнить плановое задание по утилизации корпуса линкора, что забыли о том, что у погибших моряков остались матери, у некоторых — жены и дети. Я еще могу понять адмирала Сергея Георгиевича Горшкова — тот был откровенно заинтересован в том, чтобы «новороссийская» тема как можно быстрее и надежнее была закрыта и по возможности забыта.
Между тем существовало несколько вариантов раздела корпуса линкора на металл. Первый — поставить «Новороссийск» на ровный киль и отбуксировать в Инкерман на судоразделочную базу Главвторчермета. Второй — возвести вокруг линкора шпунтовую перемычку и разделать его «всухую». Вариант третий — по опыту работ с линейным кораблем «Императрица Мария», завести линкор в перевернутом состоянии в Северный док и там разделать. Продолжительность работ по каждому из вариантов составляла от четырех до пяти лет, а стоимость превышала 100 млн руб. в ценах до 1961 года. Если вы заметили, то в каждом из этих вариантов в процессе разделки на металл предполагался доступ во все помещения и отсеки корабля, что, естественно, позволило бы произвести сбор, систематизацию останков моряков, для последующего их захоронения.
Однако был выбран четвертый вариант — «Новороссийск» разобрать на месте, в бухте Казачья, в подводном положении — водолазами на крупные секции, которые затем поднимались и транспортировались портовыми кранами большой грузоподъемности на берег. Продолжительность работ и их стоимость при этом снижались вдвое. И никого из руководителей, похоже, не тревожил тот факт, что при этом варианте применения подводной резки практически невозможно было собрать останки погибших моряков.
Как один из официально зафиксированных инцидентов, в августе 1957 года следователю прокуратуры Орджоникидзевского района Запорожья Г.П. Качану сообщили, что в копровом цехе комбината «Запорожсталь» обнаружены мумифицированные трупы моряков. Бывший заместитель начальника прокуратуры Запорожской обл. Л.И. Кирилаш пишет, что «части корабля регулярно поступали на переплавку. В одной из частей корабля были обнаружены мумифицированные останки моряков, документы, письма. Дальнейшая судьба останков неизвестна. Все материалы были направлены в Прокуратуру ВМФ».
При выезде на место было установлено, что в цех в те дни поступил эшелон с разрезанными частями линкора «Новороссийск». Корабль резали так, чтобы куски поместились на железнодорожную платформу. Один из кусков представлял собой часть правого борта с броневым поясом, без иллюминаторов, вдоль борта три или четыре небольшие каюты и коридор вдоль них. Двери кают — металлические, с задвижками — были заклинены. Попытки рабочих цеха вскрыть двери кувалдами и молотками ничего не дали, и отсек стали резать автогеном. Одна или две каюты были пустыми, а в двух обнаружили останки моряков.
