Помимо «Путевых записок», касающихся Артура только вскользь, Лиланд написал два небольших сочинения, специально посвященных королю. Оба они стали ответом итальянцу Полидору Вергилию, издавшему в 1534 году свою «Английскую историю». В первой книге этого объемистого труда Вергилий подверг гуманистической критике Гальфрида Монмутского и других средневековых авторов, поставив под сомнение реальное существование двух главных героев британской древности — Брута и Артура. Он указал, что сведения Гальфрида об Артуре совершенно недостоверны, а могила последнего в Гластонбери, скорее всего, является подделкой. Эти резонные сомнения вызвали гнев патриотически настроенных ученых, к которым относил себя и Лиланд, заявивший в одном из сочинений: «Я считаю долгом приумножать честь и славу моей страны, как только могу».
Уже в 1536 году антиквар написал труд «Похвала и защита Гальфридова Артура против Полидора Вергилия», вошедший позже в состав трактата «О знаменитых мужах» (De Viris Illustribus). Аргументы этого сочинения были повторены в изданном в 1544 году трактате «Рассуждения об Артуре», где были собраны и осмыслены все известные к тому времени факты о короле. Там говорилось о кресте Артура в Гластонбери, о его печати в Винчестере (с надписью «Патриций Артур, император Британии, Галлии, Германии и Дакии», то есть Дании), о реликвиях Ланселота и Гавейна в Дуврском замке и других неопровержимых, по мнению автора, доказательствах. Не довольствуясь прозой, Лиланд посвятил Артуру прочувствованные латинские вирши. Его доводы убедили большую часть образованных англичан, и синьор Полидор, покусившийся на национальные святыни, был вынужден отбыть обратно в Италию.
Во второй половине XVI столетия миф об Артуре по-прежнему воодушевлял британцев, отважно пустившихся в заморские авантюры и вступивших в схватку с испанской «Непобедимой армадой». Казалось, вернулись времена рыцарства, хотя на сей раз во главе нации стоял не король-воитель, а женщина — Елизавета I Великая. Она не устраивала, как ее отец Генрих VIII, турниров и пирушек в антураже Круглого стола, однако артуровские реминисценции пронизывали всю идеологию ее царствования. Как обычно, это нашло отражение в двух плоскостях — научной и литературной. Первую представлял придворный историограф Уильям Кэмден, издавший в 1586 году на латыни масштабное историко-географическое описание острова под названием «Британия» (Britannia). Это сочинение, снабженное гравюрами и картами, выдержало за короткий срок семь изданий, а в 1610 году было переведено на английский язык. Пафос Кэмдена заключался в прославлении британской монархии и проведении непрерывной линии ее преемства от Брута, Амброзия и Артура до «королевы-девственницы».
В том же русле действовали и другие елизаветинские ученые; например, знаменитый алхимик и адепт «тайных наук» Джон Ди выдвинул версию колонизации Артуром берегов Северной Америки, тем самым доказывая исконное право англичан на этот континент. В его неопубликованном сочинении «Границы Британской империи» (1577) описывались вымышленные путешествия британцев в Новый Свет, начатые около 530 года по приказу Артура (характерно, что Ди, валлиец по происхождению, назвал Артуром своего первенца). Похоже, у Ди были предшественники: картограф Герард Меркатор в примечаниях к своей карте мира 1569 года сообщал, что по приказу Артура был открыт даже Северный полюс! При этом Меркатор, как и Ди, ссылался на утерянное сочинение «Inventio Fortunata», пересказанное в XV веке брабантским монахом Якобусом Кнойеном. Там говорилось, что король, завоевав Норвегию, велел отправить на север, во «внешние моря», четыре тысячи человек на кораблях для поиска и заселения новых земель, в число которых входили Исландия и Гренландия.
В литературе «золотого века» Елизаветы артуровская тема обрела воплощение в громадной эпико-аллегорической поэме Эдмунда Спенсера «Королева фей» (The Faerie Queen), полностью опубликованной в 1596 году. Ее заглавная героиня — конечно же Елизавета, представленная сразу в нескольких образах: царственной Глорианы, кроткой Бельфебы, воинственной амазонки Бритомартис. Артур тоже играет существенную роль в первой части поэмы, где говорится о его воспитании, приходе к власти, битвах с великанами и прочими врагами Британии. Потом он отступает на второй план, а там и теряется совсем — слишком уж сложно представить его галантным обожателем королевы, а в елизаветинском эпосе расклад мог быть только таким. Тем не менее, Артур в поэме оставался главным протагонистом многоликой героини, идеалом рыцаря и властелина. Не забыты и его сподвижники — Спенсер упоминает Мерлина, Тристана, Утера и делает неожиданное родословное открытие, производя по прямой линии от Артура правящую династию Тюдоров. Это не помогло поэту вернуть расположение королевы, недовольной его игривыми сонетами — он был удален от двора и умер в бедности.
Как ни странно, в известных нам пьесах Шекспира нет ни одного упоминания об Артуре. Между тем главный источник его познаний об английской истории — Рафаэль Холиншед, составивший в 1577 году компилятивные «Хроники Англии, Шотландии и Ирландии», — пишет о короле много и восторженно, опираясь главным образом на Гальфрида. Возможно, драматург услышал о критике Полидора Вергилия или сам прочел сочинение итальянца, после чего решил не связываться с таким сомнительным персонажем, как Артур. Однако в те же годы последний все-таки появился на сцене — в пьесе Томаса Хьюза «Злоключения Артура» (The Misfortunes of Arthur), вдохновленной античными образцами трагедии о смерти короля из-за предательства Мордреда. В феврале 1588 года пьесу разыграли в Гринвичском дворце перед самой Елизаветой, причем роли в ней исполняли не только актеры из труппы Хьюза, но и придворные, включая самого Фрэнсиса Бэкона. Трагедия понравилась королеве и, возможно, оказала влияние на написанного вскорости «Гамлета» — Мордред в ней напоминает датского принца, только злого, и призрак тоже появляется, но это призрак Горлойса Корнуэльского, убитого Утером и жаждущего мести.
В 1568 году секретарь королевы Роджер Эшем с неодобрением писал о «Смерти Артура»: «Эта книга изгоняет из покоев государей Библию». Однако с окончанием елизаветинской эпохи призрак рыцарства покинул англичан, сменившись духом наживы, нетерпимости и ханжества. Неистово спорящие между собой англикане, пресвитериане и пуритане видели свой исторический идеал в ветхозаветном Израиле, а в сторону «веселой старой Англии» если и оглядывались, то только чтобы бросить в нее лишний комок грязи. Истории об Артуре спустились на фольклорный, часто комический уровень, как показывает изданная в 1621 году «История Тома Большого Пальца» (History of Тоm Thumb) — обработка народной сказки о храбром мальчике-с-пальчик, ставшем рыцарем Круглого Стола. Артуровский двор в этой истории представал сборищем веселых пьяниц и распутников, первый из которых — сам король. Позже, в 1730 году, Генри Филдинг развил этот сюжет в издевательской «Трагедии трагедий», где в карлика одновременно влюбились жена и дочь Артура с нелепыми именами Доллалолла и Хункамунка. Когда Тома съела корова, принявшая его за гороховый стручок, все прочие персонажи, включая короля, от горя покончили с собой.
От насмешек над монархами англичане, как это нередко бывало в истории, перешли к расправе над ними. Отрубив голову Карлу I Стюарту, вожди революции продали с торгов тысячелетние регалии британской короны, включая и те, что были связаны с именем Артура. Тогда же фанатики-пуритане разграбили церковь в Гластонбери, что привело к исчезновению «артуровского креста». Реставрация монархии оживила интерес к славному прошлому — на свет явилась опера «Король Артур», созданная великим Генри Перселлом на стихи знаменитого поэта Джона Драйдена. Сюжет ее был оригинальным: Артур и король саксов Освальд сражались за руку прекрасной Эммелины, дочери герцога Корнуолла. Обоих противников поддерживали маги, причем саксонский чародей Осмонд двинул в бой ледяного демона, которого можно было победить только одним оружием — любовью. К несчастью, это пышное действо аллегорически прославляло династию Стюартов, и после ее свержения опера попала в немилость — ее премьера в 1691 году прошла почти незамеченной, несмотря на прекрасную музыку Перселла.
