Книга Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта. Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик - Игорь Талалаевский

Преданье 1 Он был пророк. Она — сибилла в храме. Любовь их, как цветок, горела розами в закатном фимиаме. Под дугами его бровей Открылись взгляды В выси излитые. Струились завитки кудрей — Вина каскады Пеннозолотые. Как облачко, закрывшее лазурь, С пролетами лазури И с пепельной каймой — Ее лицо, застывшее без бури, Волос омытое волной немой. Сквозь грозы И напасти Тронулись: была в пространствах дальних — Нега. Из багряницы роз многострадальных Страсти — Творили розы Снега. К потокам Стикса приближались. Ветер выхватился, белыми шелками вея, — Розовые зори просветлялись Жемчугами - Умирали, ласково бледнея. 2 На башнях дальних облаков Ложились мягко аметисты. У каменистых берегов Челнок качался золотистый. Круг солнца ясно ниспадал, (И тихо плакала сибилла) — Средь изумрудов мягко стлал Столбы червонные берилла. Пророк сказал: «Любовью смерть И смертью страсти победивший, Я уплыву, и вновь на твердь Сойду, как бог, свой лик явивший». Сибилла грустно замерла, Откинув пепельный свой локон. И ей надел поверх чела Из бледных ландышей венок он. 3 Тянулись дни. Он плыл и плыл. От берегов далеких Стикса, Всплывая тихо, месяц стыл Обломком матовым оникса. Чертя причудливый узор, Лазурью трепетной сквозили Стрекозы бледные. И взор Хрустальным кружевом повили. Вспенял крылатый, легкий челн Водоворот фонтанно-белый. То здесь, то там средь ясных волн Качался лебедь онемелый. И пряди длинные кудрей, И бледнопепельные складки Его плаща среди зыбей Крутил в пространствах ветер шаткий. 4 И била временем волна. Прошли года. Под сенью храма Она состарилась одна В столбах лазурных фимиама. В закатный час, покинув храм, Навстречу богу шли сибиллы. По беломраморным щекам Струились крупные бериллы. И было небо вновь пьяно Улыбкой брачною закатов. И рдело золотом оно И темным пурпуром гранатов. 5 Забыт теперь, разрушен храм, И у дорической колонны, Струя священный фимиам, Блестит росой шиповник сонный. Забыт алтарь. И заплетен Уж виноградом диким мрамор. И вот навеки иссечен Старинный лозунг: «Sanctus amor». И то, что было, не прошло… Я там стоял, оцепенелый: Глядясь в дрожащее стекло — Качался лебедь, сонный, белый. И солнца диск почил в огнях. Плясали бешено на влаге, — На хризолитовых струях Молниеносные зигзаги. «Вернись, наш бог», молился я, И вдалеке белелся парус. И кто-то, грустный, у руля Рассыпал огненный стеклярус.

Брюсов.