Рисуночное, или пиктографическое, письмо не могло, разумеется, отразить произношение ацтекских имен и названий; Кортесу в своих донесениях и другим испанцам, позже писавшим о конкисте, лишь весьма приближенно удавалось воспроизводить чуждые звуки индейского языка. Следует иметь в виду, что и в целом письма в этот период не отличались строгими правилами и единообразием. Однако в наше время географические названия практически установились, и везде, где только возможно, я принял местный вариант произношения. То же относится и к именам ведущих индейских деятелей. Было бы ошибочным продолжать использовать форму имени Монтесума, которую Прескотт сто лет назад ввел в качестве общеупотребительной, тогда как в Мексике его теперь называют исключительно Моктесума, и это имя бросается в глаза на каждом шагу в названии популярного сорта пива. Если возникали сомнения, я пытался совместить простоту произношения с единством подхода. Результат не всегда удовлетворителен. Например, Моктесуме (Moctezuma) наследовал Куитлауак (Cuitlahuac), а после его смерти от оспы сопротивление испанцам возглавил Куаутемок (Cuauhtemoc). Этот вариант имени не настолько прост, как Guatemoc (хотя лучше, чем прочие возможные варианты: Quauhtemoc, Guatemozin, Quatemucin, Guatemuza, Guatemuz), но он, по крайней мере, последователен. Следует также иметь в виду, что в разработанном испанскими миссионерами алфавите майя буквы произносились следующим образом: x = sh = ш; qu = k = к; hu и gu = w = в. Если применять эти правила, то чрезвычайно причудливые сочетания согласных и обилие гласных в испанском написании индейских слов, имен и названий времен XVI века превращаются в значительно более понятные и вполне произносимые фонетические структуры. Это относится также и к языку перуанских индейцев.
Библиография
К настоящему моменту о Кортесе и его завоевании Мексики написано очень много, и архивы Мадрида и Севильи уже предоставили исследователям массу документов. Ученые считают эти архивы благодатным полем для исследований, однако в них в большей степени содержится информация об индейской цивилизации либо о последствиях конкисты, нежели о конкисте как таковой. Для ее изучения основными источниками остаются уже известные нам – сам Кортес, Гомара и Берналь Диас. Для каждого из троих характерна определенная предвзятость, во всех записях встречаются сомнительные утверждения и даже фактические ошибки. И все же, хотя все они из своих соображений искажали факты, эти искажения значительно менее грубы и откровенны, чем в работах позднейших хронистов. Овьедо, прибывший в Индии в качестве королевского инспектора по переплавке золота, завершил свою обширную «Общую историю Индий» к 1535 году; Саагун, приехавший в Мехико не позднее 1529 года, был озабочен в первую очередь обращением индейцев в христианство; он несколько лет прожил среди тешкоко и даже писал свои рукописи на языке науатль. Есть и несколько индейских авторов:
Тесосомок писал через сорок лет после конкисты, а наиболее известный из них, Фернандо де Альва Иштлильшочитль, завершил свои «Ужасающие жестокости конкистадоров в Мексике» к концу XVI века. Только фрей Бартоломе де лас Касас был подлинным очевидцем событий во время конкисты. Он прибыл в Новый Свет с Овандо в 1502 году, на два года раньше Кортеса. Он находился в наилучшем положении и имел максимум возможностей для написания правдивой истории, но он был человеком Веласкеса и враждебно относился к выскочке-завоевателю. Его «Общая история Индий» не может выступать в качестве надежного источника, частью по этой причине, но главным образом потому, что он принадлежал к «крайне левому крылу» священнослужителей, как это назвали бы политики; эти люди стали более индейцами, чем сами индейцы. Его враждебность к Кортесу и темпераментные обвинения в адрес представителей собственного народа за их обращение с индейцами делают его труд привлекательным для более поздних испанских авторов, желавших возложить вину за упадок империи на тех, кто стоял у ее истоков. Позиция брата Бартоломе, безусловно, отчасти оправданна в свете последовавших за конкистой событий, однако если мы обратимся к краткой тираде Кортеса в защиту систем encomienda и repartimiento, в конце его третьего послания к императору, мы ясно увидим, что сам он испытывал к ним отвращение и защищал их, только уступая давлению, как со стороны своей армии, так и со стороны армии чиновников, наседавших на него.
Кортес написал императору Карлу пять писем, представлявших собой смесь военных донесений, отчетов о захвате и дележе добычи и политических просьб. Второе и третье письма, покрывающие период с того момента, когда испанцы покинули побережье, и до падения Мехико, были опубликованы в Севилье в 1522-м и 1523 годах, в каждом случае примерно через два года после написания. Четвертое, рассказывающее о событиях, имевших место непосредственно после разрушения Мехико и датированное 15 октября 1524 года, было опубликовано в Толедо и Сарагосе в 1525 году. Триста лет первое и пятое из этих писем считались утерянными. Шотландский историк XVIII века д-р Робертсон отыскал их в Императорской библиотеке в Вене, которая была вполне подходящим местом их хранения, поскольку Карл являлся правителем империи Габсбургов (в музее Volkerkunde в Вене находится единственный головной убор из перьев, который мог принадлежать жителю древнего Мехико). Первое письмо, однако, вовсе не то, которое Кортес написал из Вера-Круса (то письмо так и не было обнаружено), но очень сходное по содержанию послание, направленное императору Советом новообразованного поселения. Таким образом, письма покрывают всю историю событий в Новой Испании, с начала их в 1519 году и до 1527 года, и в основном написаны главным участником этих событий.
Второе письмо (первое из написанных непосредственно Кортесом) начинается так: «Великому и могущественному католическому государю, в высшей степени неуязвимому императору, нашему господину…» и заканчивается: «От Вашего священного Величества самого покорного слуги и вассала, целующего королевские руки и ноги Вашей Милости, – Эрнана Кортеса». Все его письма изобилуют преувеличенными эпитетами, с которыми принято было обращаться к всемогущим феодальным правителям того времени – «царское величество», «священное величество», «целую ваши ноги тысячу раз» – и это, вместе с необходимостью оправдывать действия, предпринятые без законной санкции короны, придает письмам определенную холодность, почти искусственность. Тем не менее это подробная летопись конкисты, написанная непосредственно во время событий. Мы уже привыкли читать донесения и дневники генералов, однако в отношении кампаний четырехсотлетней и более давности мало найдется столь подробных и содержательных описаний и ни одного описания, автором которого был бы генерал, принимавший столь же активное участие в сражениях, как Кортес. Вследствие этого я рассматривал эти письма как основной источник фактов, дат и сведений о количестве участников событий. Но в отношении причин и протекания сражений, а также в отношении некоторых деталей письма значительно менее подробны – в конце концов, это военные донесения, они политически окрашены.
