Но Байрон уже ушел.
Неделю спустя я снова в «Шик», однако думаю о другом. Например, о том, почему Джастина оставила мне сообщение, чтобы я обязательно зашла, и еще о том, как бы забрать просроченный чек у Жавье, нашего бухгалтера.
О, нет! Я вижу темный офис.
— Только не говори мне…
— Здравствуйте, это «Шик». Пожалуйста, секунду… Да-Эмили-ты-упустила-Жавье-он-уехал-в-Хэмптон.
— Но еще два часа!
— Движение-очень-сильное… Чем могу вам…
Гррр… Мои кулаки еще не разжались, как тут мимо меня пробегает девушка, прикрыв лицо руками. Не поняла. Открытые кастинги проводят по вторникам. Сегодня пятница.
— Алистер, что происходит?
Алистер нажимает несколько кнопок, встает и наклоняется вперед, пока шарики, вышитые на его красном жилете, не приплюскиваются о столешницу.
— Плохие новости! — театрально шепчет он. — Байрон увольняет девушек!
У меня по позвоночнику пробегает холодок. Увольняет девушек — я о таком слышала. Периодически агентства подчищают свои ряды, отказываясь от части моделей, иногда от целых дюжин. Обычно это объясняют «низкой производительностью», но критерии еще никто точно не определил. Ходят слухи, что первыми всегда прогоняют «проблемных» девушек — конечно, если они не приносят самый большой доход. (Учтите, что категория «проблемности» включает в себя все: от чрезмерной настойчивости до игл в венах. Или кокаина. Я уже давно уяснила: если хоть увлечешься наркотиками, с работой можешь распрощаться). В профессии, где имидж — действительно все, если от тебя отказывается агентство, ни одно хорошее агентство с тобой не будет и разговаривать.
Вот почему меня вызвала Джастина!
Чтобы пройти по основному офису, мне требуется целая вечность. Я стою у стола заказов, все внутри застыло. Я угрюмо смотрю, как четыре агента говорят по телефонам, и жду неизбежного.
— Речь идет о двух сюжетах, каждая по шесть страниц, или одна на двенадцать?
— …Я полагаю, да, но разве Гавайи уже не готовы?
— …Конечно, она профессионал. Ее роман с Ральфом закончился тогда же, когда и контракт!
— …Послушайте, я вам уже говорила: парфюмерная кампания с Петрой будет стоить пятьсот тысяч долларов — будете платить или нет?
Джастина смотрит на меня, выдавливает слабую улыбку и указывает.
На дверь? На табличку «Выход»?
— Что?
— …Вы шутите? Рекламу по всему миру не покупают по цене билета в Диснейленд! Стойте… — Она прикрывает трубку. — Лайтбокс. Иди смотри.
Я обмякаю.
— Так меня не увольняют?
— Сегодня — нет, — говорит Джастина. — Нет, я не вам! Вам сегодня, даже сейчас, а иначе я отдам это время Донне. Уэйд завез негативы, — говорит она мне.
Уэйд?
— А я думала, эти съемки — работа.
— Он был должен Байрону услугу, — отвечает Джастина. — Он даже несколько отпечатал, прежде чем отсылать, так что поди, посмотри. Одна особенно хороша, в стиле Джеки… Да, пятьсот тысяч… Хорошо. Я очень рада. Так вам точно нужно пять дней, или вы могли бы снять за четыре?..
Мои негативы покрывают весь лайтбокс и стойку рядом. Не меньше дюжины роликов. Вскоре я обнаруживаю, что лишь на одном кадре стоят и кружок, и звезда, то есть его одобрили и Джастина, и Байрон. Я с жемчугом.
И причем тут Джеки?
На снимке я высокомерно, почти равнодушно смотрю в объектив. Это выражение лица в сочетании с жемчугом поразительно контрастирует с бледностью моих грудей, темными сосками, и убогим, полупустым гостиничным номером на заднем плане.
О боже… Сниматься — это одно: миг интимности в замкнутом пространстве с несколькими специалистами. Мгновение ока, моргание линзы. А потом — пшик! Через несколько часов мне уже казалось, что ничего не было. Теперь это реально. Очень реально. Я. Голая. В черно-белом.
Если я вставлю этот снимок в свое портфолио — а речь идет не об одном, их пять, дубликаты постоянно рассылают по всему городу, оставляют в приемных, раскрывают в конференц-залах, анализируют на собраниях и рассматривают на столах, — его увидят все. Одна и та же фотография, которую увидят снова, снова и снова.
Ни за что!
Я просматриваю негативы, методично продвигая пленку в поисках менее компрометирующего снимка. Вот, вот этот, с перчатками, где совсем чуть-чуть голой кожи. Почему на ней не поставили звездочку?
— Как насчет…
Я оборачиваюсь. Четыре агента сидят на телефонах.
— …Так, «Норт-Бич лезер» в понедельник, за двадцать тысяч долларов, записано.
— …Тогда вы ее не получите. «Элгорт» заказали ее на всю неделю.
— …Простите, откуда фан-клуб?
— …Обложка «Базар», совершенно верно. И она здесь всего месяц! Разве не прекрасный подарок к четырнадцатому дню рождения?
Четыре агента сидят на телефонах. А за ними — офис Байрона, где Байрон утирает щеки плачущей Диане.
Джастина кладет трубку.
— Как насчет чего?
— Ничего, — говорю я.
Мы вставляем фотографию в мое портфолио.
Через несколько дней — четвертое июля. Я должна поехать в Балзам, но мне предлагают трехдневный заказ для английского каталога, и я остаюсь. В Нью-Йорке тихо. Мои подруги уехали. Почти весь день рождения я провожу среди иностранных туристов в «Барниз». Придя домой, медленно снимаю упаковку со своих последних приобретений: «Лакруа», «Версаче», «Озбек», «Рём»… Я щупаю перья, провожу ладонями по подолам и вешаю богато украшенные наряды в шкаф.
Глава 25 ПОДМОЧЕННАЯ РЕПУТАЦИЯ
— Все, готово! — кричит фотограф.
Я делаю шаг с площадки.
— Стой, зацепилась! — Мэррон, стилист, открепляет мой шлейф, приклеенный на равных расстояниях, как щупальца осьминога, к бумажному заднику. — И еще нужна нижняя юбка.
— А мне вуаль, — добавляет Аарон, парикмахер.
— Как вы думаете, столько раз изображать невесту — плохая примета? — спрашиваю я; крутясь, — и выхожу из сооружения, похожего на юбку с обручами.
— Зависит от количества женихов, — говорит Мэррон.
— М-м-м… Пожалуй, дюжины три.
— Ты попала.
Аарон отворачивает мое лицо от стремянки, на которой стоит, и выдергивает, наверное, тридцатую шпильку из гребешка вуали. (Шпильки — они как клоуны в автомобиле: только подумаешь, что все уже вылезли…)
— Боже, — бормочет он при виде арт-директора. — Если она велит мне еще раз переделывать прическу, я закричу. — Аарон болтает руками как игрушечный солдатик. — Вверх, вниз! Вверх, вниз!
Но арт-директор по мою душу.
