Так мы с ней и сделали.
И вот сегодня мы перед большим зеркалом в прихожей надеваем свои новые шляпки и садимся в такси, чтобы ехать в крематорий. Мы с Мэри слегка держимся за руки, скорее даже просто касаемся пальцами. Отец Глена глядит в окно на моросящий дождь.
– Как похороны – так вечно дождь, – ворчит он. – Что за пакостный сегодня день!
Любопытная это штука – похороны. Равно как и свадьбы, мне кажется. Целое сборище людей, которых в любое другое время ты б ни разу не увидела, суетятся у фуршета, смеются и плачут. Даже здесь, на похоронах Глена, я слышу, как тихонько с кем-то перехихикивается один из его стареньких дядюшек. Едва мы призжаем, нас всех ведут в зал ожидания – меня, моих маму и папу, его родителей и еще небольшую кучку Тейлоров.
На самом деле, я очень даже рада, что никто сюда больше не пришел. Ни из его банка, ни из моего салона. Мы давно уж не являемся частью того мира.
Потом появляется Боб Спаркс. Весь такой почтительный, в черном костюме и галстуке, в точности как гробовщик. Он встает отдельно от нас, перед самым поминальным садом при колумбарии, и делает вид, что пытается разобрать имена умерших на табличках. Цветов он никаких не присылал – впрочем, мы всем сказали этого не делать. «Только от семьи», – посоветовал нам здешний распорядитель. Поэтому лежит лишь венок из лилий, обвитых лаврами («И классика – и просто классно», – прощебетала мне в магазине молоденькая флористка), да еще Мэри заказала выложить имя Глена из белых хризантем. Ему бы это страшно не понравилось. Почти даже слышу, как он говорит: «Как это пошло». Но Мэри довольна, и это сейчас главное.
Я без конца поглядываю туда, где стоит Боб Спаркс.
– А этого кто сюда приглашал?! – кипятится Мэри.
– Не нервничай ты из-за него так, дорогая, – легонько похлопывает ее по плечу Джордж. – Не в этот, столь важный для нас день.
Помощник пастора из церкви, куда ходит Мэри, начинает службу, рассказывая о Глене так, будто это был вполне реальный человек, а не абстрактный газетный персонаж. Священник все время смотрит на меня, словно рассказывает все это только мне. И когда он начинает распространяться о Глене так, будто знал его лично, я прячу глаза под вуалью шляпки. Рассказывает о том, как Глен играл в футбол, каким умницей был в школе, какая у него замечательная жена, поддерживавшая его в столь трудную для него пору. Слышится тихое бормотание молящихся, я приклоняю голову на папино плечо и закрываю глаза. В это время гроб медленно уползает вперед, и шторки за ним закрываются. Кончено.
Выйдя на улицу, оглядываюсь в поисках Боба Спаркса, но тот, похоже, уже ушел. Каждому теперь хочется меня обнять, поцеловать, сказать, какая я молодчина. Я выжимаю из себя улыбку, обнимаю всех в ответ – и вот все позади. Поначалу мы подумывали устроить чаепитие, но не знали точно, придет ли кто туда. А потом, устроишь чай – начнутся разговоры о Глене, и кто-то непременно брякнет насчет Беллы.
Так что мы поминаем скромно. Впятером идем домой – ко мне домой, – пьем чай, угощаемся сэндвичами с ветчиной, что заранее приготовила Мэри и поставила в холодильник. Свою шляпку я заворачиваю обратно в папиросную бумагу, кладу в фирменный пакет «Джон Льюис» и засовываю на самую верхнюю полку шкафа.
Вечером, когда впервые после смерти Глена в доме воцаряется тишина, я надеваю халат и брожу по комнатам. Дом у нас небольшой, однако Глен тут буквально в каждом углу, и я все жду, что он мне крикнет: «Джинни, куда ты сунула газету?» или «Я на работу, дорогая, увидимся позже».
В конце концов я наливаю себе выпить и уношу стакан наверх, в постель, вместе с несколькими открытками и письмами от членов семьи. Ругательные послания я уже сожгла над газовой конфоркой.
Без него постель кажется намного шире. Глен не всегда в ней ночевал: порой, не находя себе покоя, он устраивался спать на диване внизу. «Не хочу, чтоб ты из-за меня все время просыпалась, Джин», – говорил он, забирая свою подушку. В гостевой комнате он больше находиться не желал, а потому мы приобрели раскладной диван, и посреди ночи он частенько перебирался туда. А одеяло мы на день убирали за спинку. Не знаю, заметил ли кто это.
Глава 49
Суббота, 12 июня 2010 года
Следователь
Вскоре после похорон Боб Спаркс прочитал об этом репортаж, посмотрел на помещенные в газете фотографии Джин в крематории и – крупным планом – снимок с именем «Глен», собранным из цветов. «Как же нам теперь тебя найти, Белла?» – спрашивали тогда газетчики, словно издеваясь над инспектором.
В последующие дни Боб честно пытался сосредоточиться на работе, но стал нередко застигать себя на том, что подолгу отсутствующе глядит в пространство, не в состоянии думать о делах. Тогда он решил взять небольшой отпуск, успокоиться, собраться с мыслями.
– Давай-ка сложим вещи, сядем в машину и рванем в Девон. А уже там, на месте, найдем, где остановиться, – сказал он Эйлин в субботу утром.
Она пошла к соседке договориться насчет кота, а Боб сел за стол разбирать почту.
Спустя некоторое время Эйлин буквально вломилась в кухню с полными руками гороховых стручков.
– Вот, быстренько собрала, а то к нашему возвращению успеют перезреть. Жалко все же потерять.
Эйлин была решительно убеждена, что жизнь в их доме должна по-любому продолжаться, даже при том, что мозги ее супруга явственно на паузе. Что же, он всегда витал в собственных мыслях – и это она как раз в нем и любила. «Поглощенный думами» – как высказалась однажды ее подруга. И Эйлин это нравилось – его поглощенность. Хотя теперь им овладела всего лишь пустота.
– Давай-ка, Боб, вылущи стручки, пока я складываю сумку. А мы надолго едем?
– Может, на недельку? Что ты об этом думаешь? Мне бы просто глотнуть свежего воздуха да нагуляться на природе.
– Звучит заманчиво.
Спаркс чисто на автомате выполнял свою повинность: проводил ногтем вдоль каждого стручка и выталкивал горошины в дуршлаг, борясь одновременно со своими чувствами.
Да, он воспринял все это слишком лично. Ни одно другое дело не пронимало его так сильно, не доводило его до слез, не грозило его карьере. Может, ему следовало бы еще разок сходить к той спятившей психологине? При мысли об этом он даже хохотнул, издав негромкий рык, но Эйлин все равно услышала и сбежала по лестнице посмотреть, что случилось.
Путешествие у них выдалось совершенно без проблем: стоял теплый летний день перед школьными каникулами[40], транспорта на автостраде было совсем немного, и Спаркс очень рассчитывал, что эта дорога как можно быстрее дистанцирует его от недорасследованного дела. Эйлин сидела рядом, периодически то поглаживая ему колено, то пожимая руку. Оба они ощущали себя разом помолодевшими и даже немного легкомысленными – при такой-то спонтанности своей поездки.
