ПРИНЦ-ГЕРЦОГ. Наш друг Мак хотел сначала вооружить нас и повести в бой, но убедился, что мы слабые и воевать не можем. И тогда он решил добраться до жителей пустыни, договориться с ними и повести их на солдат. Что требуется от нас? Пропустить жителей пустыни через наши земли и обеспечить их продовольствием, пока будет идти война. Вот для чего мы собрались.
Собравшиеся переглядываются, шумят, кто-то кому-то растолковывает, повторяет слова Принца-Герцога. Максим переводит внимательный взгляд с одного лица на другое.
ПЛЕШИВЫЙ МУТАНТ. Что-то я не понял. Что же это он хочет? Чтобы варвары сюда к нам пришли? Так они же нас всех перебьют. Что я – варваров не знаю? Всех перебьют, ни одного человека не оставят.
МАКСИМ. Они придут сюда с миром. Или не придут вовсе.
ПЛЕШИВЫЙ. Пусть уж лучше вовсе не приходят. С варварами лучше не связываться. Тогда уж лучше прямо к солдатам выйти под пулеметы. Все как-то от своей руки погибнешь, у меня отец солдатом был.
БОШКУ. Это, конечно, верно. Но ведь, с другой-то стороны, варвары могут и солдат прогнать, и нас не тронуть. Вот тогда и станет хорошо.
БЕЛЬМАСТЫЙ. Почему это они вдруг нас не тронут? Все нас спокон веков трогали, а эти вдруг не тронут?
БОШКУ. Так ведь Мак с ними договорится…
Бельмастый вдруг поднимается.
БЕЛЬМАСТЫЙ. Пойду я. Ничего из этого не выйдет. И Мака они убьют, и нас тоже не пожалеют. Чего нас жалеть? Все равно лет через десять нам всем конец. Дожить бы до смерти спокойно, и ладно.
Он выходит, перекошенный, неуклюжий, споткнувшись о порог.
ПИЯВКА. Да, Мак. Извини нас, но никому мы не верим. Что мы для варваров? Мох под ногами. Не верю, Мак. Пустая твоя затея.
ХЛЕБОПЕК. Да. Не нужно это нам, Мак. Дай уж нам помереть спокойно, не трогай нас. Ты солдат ненавидишь, хочешь их сокрушить, а мы-то здесь при чем? У нас ни к кому ненависти нет. Пожалей нас, Мак. Нас ведь никто никогда не жалел. И ты, хоть ты и добрый человек, но тоже нас не жалеешь… Не жалеешь ведь, а, Мак?
МАКСИМ. Неправда. Я жалею вас. Но я не только вас жалею. Я…
ХЛЕБОПЕК. Не-ет, Мак. Ты ТОЛЬКО нас пожалей. Мы ведь самые разнесчастные люди в мире, и ты это знаешь. Ты про свою ненависть забудь. Пожалей – и все…
ОРЕШНИК (до глаз замотанный грязными бинтами). А что ему нас жалеть? Он сам солдат. Когда это солдаты нас жалели?
ПРИНЦ-ГЕРЦОГ. Голубчики, голубчики! Мак – наш друг. Он хочет нам добра, хочет уничтожить наших врагов…
ХЛЕБОПЕК. Не надо нам ничего, Мак! Пусть идет, как идет… Двадцать лет худо-бедно прожили, и еще двадцать протянем, а там, глядишь, и еще…
Плешивый принимается жадно хлебать остывший чай. Все сникают, опускают головы, стараются не глядеть на Максима.
БОШКУ. Тебе бы к Колдуну сходить, Мак.
Мутанты – все одновременно – смотрят на Бошку с ужасом. Тот теряется, чуть не роняет чайник.
БОШКУ. А я ничего… Только Мак, ведь он… Все-таки это Мак, так, может, они с Колдуном и договорились бы…
ПЛЕШИВЫЙ (осуждающе). Чай у тебя хороший, Бошку. (Максиму.) Не ходи к Колдуну! И не думай даже!
* * *
Город. Музей естественных наук. Диорама, изображающая устройство мира. Старенький экскурсовод тычет деревянной указкой, видавшей лучшие времена.
ЭКСКУРСОВОД. Здесь схематически изображен Мировой Свет – гигантский, но конечного объема газовый шар неизвестного пока состава.
Экскурсовод говорит надтреснутым, старческим голосом, обращаясь к большой толпе экскурсантов; но он один в огромном зале, и его слушает только Рада Гаал. Экспонаты покрыты пылью – очень величественный, очень старый и совершенно пустой музей. Голос экскурсовода разносится эхом.
Рада останавливается перед рядом пустых стеклянных емкостей – мутных, надтреснутых, с потеками.
ЭКСКУРСОВОД (не меняя интонации). Здесь, где вы смотрите, были заспиртованные препараты. Во время голода их съели. А спирт выпили. Мировая Твердь им пухом… Да… Плотность газа быстро возрастает к центру газового пузыря, там происходят физические процессы, вызывающие регулярное изменение яркости Мирового Света, обуславливающие смену дня и ночи.
РАДА. Скажите, пожалуйста… Я слышала о такой теории, будто бы все наоборот.
ЭКСКУРСОВОД (не меняя интонации). Все наоборот… Не было голода, его выдумали враги.
РАДА (преодолевая неловкость). Нет. Будто… мы живем не на внутренней поверхности шара, а… на внешней.
Экскурсовод внимательно ее разглядывает. Ей становится все более неуютно под этим взглядом.
ЭКСКУРСОВОД (сухо). Теория «мира наизнанку» возникла еще в античные времена, получила математическую стройность трудами гениальных математиков прошлого века…
РАДА (вдруг задохнувшись). Так это возможно?!
ЭКСКУРСОВОД (странно глядя на нее). Это всего лишь абстрактная теория! Единственное ей практическое применение нашли в баллистике. Сверхдальнобойные баллистические снаряды…
Его лицо вдруг искажается. Он не замечает Раду, смотрит мимо нее. В глазах – гнев и горе.
ЭКСКУРСОВОД. Дальнобойные снаряды… Бомбы… Его Императорского Величества Академии… батальон.
И уходит прочь, бормоча, забыв про Раду, опираясь на указку, как на клюку, – один в пустом музее, старый, жалкий.
* * *
Земли мутантов – остатки города, поросшие лесом. Максим пробирается через развалины, Гай с автоматом – за ним. Ему очень не по себе, поэтому он говорит без умолку.
ГАЙ. А еще говорят, что ему летучие мыши прислуживают. Тоже мутанты. Ужас летучий, а не мыши. Вообще тут места… такие. Вот ты слышал, кто-то ходит ночью с топором, детей крадет. И, главное, в дом не заходит, а дети прямо так, сонные, к нему сами…
МАКСИМ. Вранье.
ГАЙ. Может, и вранье, но кое-что я сам видел…
Углубляются в джунгли: здесь развалины города почти полностью покрылись лесом. На месте площади – зеленая лужайка, на месте разрушенного дома – поросший кустами холм, в холме пещера…
Максим резко останавливается. Гай вскидывает автомат. Вся лужайка, перед входом, завалена телами упырей – существ, похожих на собаку, с огромными головами. Они не ранены, не покалечены – будто оцепенели.
ГАЙ (потрясенно). Боже ты мой…
Максим медленно идет вперед. Останавливается возле одного тела. Присаживается рядом. Протягивает над ним руку, не касаясь. Смотрит в тусклые желтые глаза.
МАКСИМ. Они живые. Они как будто… в судороге. Будто их кто-то загипнотизировал.
ГАЙ. Кто?!
