Сержант принялся шарить по карманам О’Нила, чтобы найти какие-нибудь документы.
– Вот только странно, что лицо и тело свело судорогой, – ворчал он при этом. – Ладно, пусть разбираются патологоанатом и следователь. Давай покончим с этим и позвоним проклятым фотографам, чтобы те запечатлели эту отвратительную сцену. Нет смысла стоять здесь и гадать… Мистер Роджер О’Нил, – объявил он, обнаружив бумажник с несколькими кредитными картами. – Интересно, кто он такой?
– На парковке стоит машина; судя по всему, простояла всю ночь, – вмешался уборщик. – Может быть, это его…
– Хорошо, давай тут все осмотрим, а потом проверим машину, – сказал сержант молодому констеблю.
К двадцати минутам восьмого представитель офиса коронера разрешил забрать тело. Сержант следил за тем, чтобы младший офицер закончил оформлять протокол в соответствии с правилами, а санитары вытаскивали труп из кабинки и укладывали его на носилки, когда с полицейскими связались по рации.
– Проклятье! – сказал сержант диспетчеру. – Пустили лису в курятник… Проверю-ка я, все ли мы сделали правильно, перед тем, как сюда заявятся инспекторы из уголовного розыска, суперинтенданты и даже главный констебль[37].
Он повернулся к напарнику:
– Да ты вроде как заработал приз. Похоже, машина зарегистрирована на штаб правительственной партии, и наш мистер Роджер О’Нил был старшим партийным деятелем со связями на Даунинг-стрит и черт знает где еще. Так что проверь, все ли ты указал в рапорте, мальчуган, или нам обоим сильно не поздоровится!
* * *
Мэтти провела еще одну бессонную ночь. Ее запасы упорства только что подошли к концу, и она уже была готова поддаться подобравшейся совсем близко депрессии, когда телефонный звонок бросил ей спасательный круг, в котором она так нуждалась. Это был Краевски, звонивший из новостного отдела «Телеграф».
– Как насчет еще одного из совпадений? – поинтересовался он. – Я только что прочитал новость с телетайпной ленты. Около двух часов назад полиция Саутгемптона нашла в общественном туалете мертвого Роджера О’Нила.
– Скажи, Джонни, что ты просто придумал новый и весьма безвкусный способ сказать мне «доброе утро», – ответила Сторин без малейшего намека на веселье.
– Извини, Мэтти, но все по-настоящему. Я уже послал на место репортера, а полиция вызвала туда людей из отдела по борьбе с наркотиками. Говорят, он принял слишком большую дозу.
Девушка громко выдохнула. Еще один кусочек головоломки встал на место – казалось, с грохотом закрылась крышка гроба.
– Вот оно что… Наркоман. Поэтому и вел себя так странно… – От волнения она нечаянно задела стопку грязной посуды, стоявшей рядом с телефоном, и та с грохотом посыпалась на пол.
– Мэтти, что такое…
– Неужели ты не понимаешь, Джонни? Он был нашей главной зацепкой. Только он знал, кто стоит за грязными трюками. И вот теперь, за день до выборов премьер-министра, он очень кстати исчез со сцены, и мы имеем одно круглое зеро… Неужели ты не видишь. Джонни?
– Чего?
– Мы не можем терять ни минуты!
* * *
Мэтти удалось чудом отыскать Пенелопу Гай. Несколько минут она непрерывно нажимала звонок на парадной секретарши Роджера; наконец электронный замок щелкнул, и дверь распахнулась. Дверь в квартиру Пенни была распахнута настежь, и Сторин, войдя туда, обнаружила, что хозяйка сидит на диване и смотрит в пустоту. Шторы на окнах были опущены.
Журналистка села рядом и обняла ее за плечи. Пальцы Пенни медленно сжали руку Мэтти, принимая ее присутствие и умоляя остаться.
– Он не заслужил смерти, – проговорила Гай тихим, запинающимся голосом. – Да, он был слабым человеком, но не злым. Он был очень добрым.
– Но что он делал в Саутгемптоне?
– Он с кем-то собирался провести выходные. Но не сказал мне, с кем именно. Это был один из его глупых секретов.
– У тебя есть догадки?
Пенелопа смущенно покачала головой.
– А известна тебе причина его смерти? – спросила Сторин.
Секретарша повернулась к ней, и Мэтти отметила ее отсутствующий взгляд и глаза, из которых потрясение прогнало все чувства.
– Тебя интересует не он сам, а только его смерть. – Гай не обвиняла гостью, она просто констатировала факт.
– Я сожалею, что он умер, Пенни, – возразила журналистка. – И мне жаль, что теперь Роджера обвинят во множестве ужасных вещей, которые произошли недавно. Но я считаю, что винить нужно не его.
Пенни заморгала, как будто слова Мэтти наконец разорвали поселившуюся в ней пустоту.
– Но почему они… обвинят Роджера? – Она говорила медленно, как будто часть ее находилась где-то в другом месте – в мире, где О’Нил был жив, и она еще могла его спаст-и.
– Потому что его сделали жертвой, подставили, чтобы возложить на него всю вину. Кто-то использовал Роджера, давил на него, заставлял участвовать в грязных политических играх – пока он не сломался.
Секретарша задумалась на несколько долгих минут.
– Подставили не только его одного, – сказала она на-конец.
– Кого ты имеешь в виду?
– Патрика. Ему прислали кассету с записью, на которой мы с ним вместе. Он думал, это сделала я.
– Какой Патрик, Пенни?
– Уолтон. Он думал, что я сделала запись нашего свидания, чтобы потом его шантажировать. Но кассету послал кто-то другой. Я этого не делала.
– Так вот почему он вышел из гонки! – воскликнула Мэтти. – Но… кто мог сделать такую запись, Пенни?
– Я не знаю. Практически кто угодно из тех, кто присутствовал на партийной конференции. Любой человек в Борнмуте или в отеле.
– Но Пенни, я не понимаю… Кто шантажировал Патрика Уолтона? Кому могло быть известно, что ты с ним спишь?
– Родж знал. Но он бы никогда…
– Неужели ты сама не видишь? Кто-то шантажировал Роджера. Кто-то, кому было известно, что он принимает наркотики. Тот, кто заставил его организовать утечку опроса общественного мнения и изменить компьютерные файлы, а также сделать многое другое. Тот, кто…
– Его убил? – еле слышно произнесла Гай.
Эти слова выпустили на волю боль, которую она пыталась сдерживать с тех пор, как ей позвонили рано утром и рассказали о Роджере. Плотина была прорвана, и из глаз Пенни полились слезы. Все ее тело сотрясали тихие стоны. Разговаривать дальше не имело смысла, и Мэтти помогла всхлипывающей девушке лечь в постель, устроила ее поудобнее и сидела с ней рядом, пока ее слезы не иссякли и она не заснула.
Вскоре после этого озадаченная журналистка шагала по улице, не замечая, что пошел первый зимний снег. Она погрузилась в собственную боль и сомнения. Все улики указывали на О’Нила, но он умер, и дверь, в которую Сторин пыталась войти, зная, что найдет за ней ответы, неожиданно захлопнулась перед ее носом. В очередной раз амбиции мужчин привели к шантажу и насилию – политическая власть завораживала, соблазняла и развращала людей во все века, – но дверь дома десять на Даунинг-стрит никогда не была испачкана кровью. До сих пор. И теперь ее требовалось как следует отмыть. А у Мэтти остался всего один день – и ни малейшего представления, что делать дальше.
