Либо из леса вернется не Гейдж, а чудовище в облике Гейджа. После всех странных и жутких событий последних месяцев Луис уже не отвергал мысль о чудовищах, демонах, бесплотных злых духах из потустороннего мира, способных вселиться в воскресшее тело, расставшееся со своей изначальной душой.
В любом случае они с сыном будут одни. И он…
Я поставлю диагноз.
Да. Именно так он и поступит.
Я поставлю диагноз не только его телу, но и душе. С поправкой на травму после несчастного случая, который он может помнить, а может и не помнить. Имея перед собой пример Черча, я буду готов к проявлениям умственной отсталости, как в легкой степени, так и в тяжелой. Я оценю, есть ли возможность вернуть Гейджа в семью, исходя из того, как он проявит себя за период от двадцати четырех до семидесяти двух часов. И если урон будет слишком большим — или если он вернется таким же, как Тимми Батермэн, не человеком, а злом в облике человека, — я его убью.
Как врач он чувствовал, что способен убить Гейджа, если тот будет лишь оболочкой для чего-то иного. Его не остановят никакие мольбы и уловки. Он убьет это нечто, как убил бы крысу — разносчицу бубонной чумы. И не надо делать из этого трагедию. Одна таблетка. Ну, может быть, две или три. Если необходимо — укол. В его докторской сумке есть морфий. Следующей ночью он опять проберется на кладбище и вернет бездыханное тело в могилу, вновь положившись на свою удачу (ты еще не знаешь, повезет ли тебе в первый раз, напомнил он себе). Да, удобнее и безопаснее было бы отнести тело на Клатбище домашних жывотных. Луис думал об этом, но решил, что не хочет, чтобы его сын лежал там. На то было много причин. Лет через пять, десять и даже двадцать какой-нибудь ребенок придет туда похоронить своего питомца и случайно наткнется на останки — вот одна из причин. Но основная причина была намного проще. Клатбище домашних жывотных… оно находилось слишком близко.
Завершив перезахоронение, он полетит в Чикаго и присоединится к семье. Ни Рэйчел, ни Элли никогда не узнают о его неудавшемся эксперименте. Им вовсе не обязательно об этом знать.
Но если все будет так, как надеялся Луис — вложив в эту отчаянную надежду всю любовь к своему сыну, — они с Гейджем уедут отсюда, как только закончится период проверки. Уедут тихонько, под покровом ночи. Он возьмет с собой все документы и уже никогда не вернется в Ладлоу. Они с Гейджем остановятся на ночь в мотеле — может быть, в этом же самом.
На следующее утро он снимет деньги со всех счетов, переведет их в дорожные чеки «Американ экспресс» (отправляясь в дорогу с воскресшим сыном, непременно возьмите дорожные чеки, подумал он), а часть оставит наличными. Они с Гейджем возьмут билеты на самолет и полетят куда-нибудь… скорее всего во Флориду. Оттуда он позвонит Рэйчел, скажет ей, где он, скажет, чтобы взяла Элли и летела к нему, не сообщая отцу и матери, куда едет. Луис был уверен, что сможет ее убедить сделать так, как он просит. Не спрашивай ни о чем, Рэйчел. Просто приезжай. Как можно быстрее. Прямо сейчас.
Он скажет ей, где остановился (где они остановились). В каком мотеле. Рэйчел с Элли приедут на взятой напрокат машине. Когда они постучат, он подведет Гейджа к двери. Может быть, Гейдж будет в плавках.
А потом…
Он не дерзнул думать об этом; вместо этого он вернулся к началу своего плана и принялся прорабатывать его снова. Если все пойдет хорошо, им придется сменить имена и зажить новой жизнью, чтобы никакой Ирвин Гольдман с его всемогущей чековой книжкой не смог их найти. Эта задача вполне выполнима.
Он вспомнил, как впервые приехал в Ладлоу, напряженный, усталый и изрядно напуганный, и как размышлял о том, что хорошо бы поехать дальше, до самого Орландо, и устроиться врачом в Диснейуорлд. Может быть, эти мечты были не такими уж недостижимыми.
Он представил себя в белом халате, склонившимся над беременной женщиной, которая сдуру решила прокатиться на «Волшебной горе» и потеряла сознание. Отойдите, все отойдите, ей нужен воздух, услышал он собственный голос, и женщина открыла глаза и благодарно ему улыбнулась.
С этой приятной фантазией он и заснул. Он спал, когда его дочь проснулась в самолете где-то над Ниагарским водопадом, с криком вырвавшись из кошмара, в котором ей снились тянущиеся к ней руки и остекленевшие, но безжалостные глаза; он спал, когда стюардесса бегом бросилась по проходу, чтобы выяснить, что происходит; спал, когда Рэйчел, которая и сама еле держалась, пыталась успокоить дочь; спал, когда Элли кричала снова и снова: Это Гейдж! Мама! Это Гейдж! Это Гейдж! Гейдж живой! Гейдж взял ножик из папиной сумки! Не подпускай его ко мне! Не подпускай его к папе!
Он спал, когда Элли наконец успокоилась и прижалась к матери, дрожа мелкой дрожью, с широко открытыми сухими глазами, а Дори Гольдман думала о том, как все это ужасно для Эйлин и как она напоминает ей Рэйчел после смерти Зельды.
Он спал и проснулся в четверть шестого, когда на улице уже смеркалось.
Дикий поступок, тупо подумал он и поднялся с кровати.
45
К тому моменту как рейс 419 «Юнайтед эйрлайнз» приземлился в Чикаго в десять минут четвертого, Элли Крид впала в состояние тихой истерики, и Рэйчел была очень напугана.
Если она случайно прикасалась к плечу дочери, та вздрагивала и смотрела на мать широко открытыми глазами, ее трясло, и эта дрожь никак не унималась. Как будто Элли была вся заряжена электричеством. Сначала кошмар в самолете, теперь это… Рэйчел просто не знала, что делать.
Уже в здании аэропорта Элли споткнулась о собственную ногу и упала. Она не стала подниматься, а просто лежала на ковре, и люди обходили ее (глядя с отстраненным сочувствием пассажиров, спешащих на пересадку и вообще занятых собственным делом), пока Рэйчел не взяла ее на руки.
— Что с тобой, Элли? — спросила она.
Но Элли не отвечала. Они прошли через зал прилета к багажным конвейерам, где их уже ждали Гольдманы. Рэйчел помахала родителям свободной рукой.
— Нам сказали не выходить, а ждать здесь, — объяснила Дори, — и мы подумали… Рэйчел? Что с Эйлин?
— Ей плохо.
— Мама, здесь есть туалет? Меня тошнит.
— О Боже, — в отчаянии произнесла Рэйчел и взяла Элли за руку. Туалет располагался на другом конце зала, и Рэйчел быстро повела дочку туда.
— Рэйчел, мне пойти с тобой? — окликнула ее Дори.
— Нет, вы пока получите багаж. Вы знаете, какие у нас чемоданы. А мы справимся сами.
К счастью, в туалете никого не было. Рэйчел подвела Элли к кабинкам, роясь в сумочке в поисках десятицентовика, но потом — слава Богу! — заметила, что замки на дверях трех кабинок сломаны. Над одним из сломанных замков кто-то написал восковым карандашом: «СЭР ДЖОН КРЭППЕР[4]— ЖЕНОНЕНАВИСТНИК».
