— И что же это?
— В историях этой болезни шизофрения с ней никоим образом не отождествляется, — сообщил Коллинз, внимательно следя за ее реакцией. Но никакой реакции не последовало, потому что Эрталль продолжала беседовать, будто пропустила его комментарий по поводу своей болезни мимо ушей. Намеренно или нет, разобрать Джек не смог. Однако заметил, что взгляд Эрталль задержался на Треворе чуть дольше обычного.
— Примите мои комплименты, полковник, ваши исследования подтверждают мои подозрения, что ваша группа знает о моем семействе больше, чем считала моя команда. А теперь, пожалуйста, все садитесь. Нам предстоит многое обсудить, и я уверена, что, когда я закончу, у вас будет масса вопросов, — сказала Александрия, оборвав объяснения доктора, едва тот раскрыл рот.
Рассевшись, они все обратили внимание, что Александрия держится куда лучше, несмотря на солидную дозу обезболивающего, хотя взгляд ее затуманился и казался расфокусированным — лишнее доказательство ее силы воли.
— Сначала мне надо задать кое-какие вопросы вам. Сенатор Ли, своими познаниями в естественной истории намного превосходящий почти всякого, — удачный кандидат для начала, ведь ему так трудно скрыть свою ненависть ко мне.
Сенатор даже не сделал попытки опротестовать это мнение, продолжая ждать со строгим выражением лица.
— Отвечайте быстро, сенатор, и будьте любезны свести свои ответы к одному-двум словам. Первый ответ, который приходит в голову. Вы готовы? — спросила она, озирая всех сидящих за большим столом, начиная с Ли.
— Выкладывайте, капитан, — сказал Ли, одновременно похлопав Алису по руке, пытаясь этим намекнуть, чтобы она сдерживала его эмоции.
— Отлично. Отвечайте «правда» или «ложь» на эти вопросы об обширных архивах вашей группы.
— Если вам хочется поиграть в игры, то ради бога, девушка, — особенно если это удержит вас от убийств.
— Летающие тарелки? — спросила Александрия, пропустив реплику сенатора мимо ушей.
Ли понимающе улыбнулся:
— Правда.
— Большое животное из Лох-Несса?
— Некогда правда, но больше нет. Во время Второй мировой войны этот вид наконец вымер.
Райан и Менденхолл одновременно поглядели на Алису с тем же самым вопросом, написанным у них на лицах. Она лишь кивнула.
— Бигфут? — быстро спросила Александрия, пытаясь не давать сенатору время подумать.
— Нет веских доказательств — ложь.
— Йети?
— Опять-таки, нет надежных доказательств — ложь.
— Русалки?
— Миф, сказка — ложь.
— Ошибаетесь. Истина, — возразила Эрталль, шокировав группу.
Все в комнате поглядели на капитана «Левиафана», недвусмысленно доказавшую, что она не в своем уме.
— Вы справились очень хорошо, сенатор; три из четырех.
— Что это за чушь? — возмутился Ли, что его выставили дураком.
— Малость мелодраматично, согласна; однако искушение было слишком велико, сенатор. Пещеры, которые вы только что видели, были вырыты формой жизни, опередившей наш человеческий род на двадцать три миллиона лет — плюс-минус тысячелетие.
— Насчет русалок, пожалуйста, — подал голос Райан с едва заметным намеком на надежду.
— Именно так их называл мой предок. Вообще-то, он был таинственным человеком. Он сперва думал, что они ангелы, пришедшие забрать его в лучший мир; так что же диковинней, ангелы или русалки? На самом деле они спасли его от верной смерти, когда он бежал из французской тюрьмы.
— Шато д'Иф, — вслух произнес Фарбо.
— Да, из нее самой. Он бы утонул при побеге, но группа тех, кого мы называем симбиантами, спасла его. Ему повезло, потому что эта группа мелких симбиантов больше не населяет Атлантику. Они случайно наткнулись на Родерика Деверу, отца Октавиана Эрталля, который построил первый «Левиафан».
— Вы зовете их симбиантами. Почему? — поинтересовался Комптон.
Александрия опустила голову, а затем прошла к обзорному окну.
— Потому что они могут жить в человеке как носителе, — ответил за нее Фарбо, наконец включаясь в общий разговор.
— Очко в вашу пользу, Анри, — кивнул в сторону француза Джек.
— Когда Родерик Деверу обнаружил их, — продолжал француз, переводя взгляд с Коллинза на Александрию, — они были вымирающим видом. Длиной всего от четырех до пяти футов, вырастали из тел наподобие осьминожьих, вроде как в коконах, и были официально известны как Octopiheirthollis.
— Впечатляет, полковник Фарбо, — признала Александрия, глядя не на Анри, а на доктора Тревора. — Впрочем, продолжайте, пожалуйста. — Она бросила взгляд на коммандера Сэмюэльса; тот коротко кивнул и сосредоточил внимание на Треворе.
— Со временем они сбрасывали внешнюю оболочку. По устройству скелета они подобны нам, но тут сходство и заканчивается. У них прозрачная мембрана вместо кожи, студенистая масса вместо наших глаз. Они живут в глубочайших местах наших морей. Одно из последних известных мест обитания за пределами Тихого океана и Мексиканского залива было в Средиземном море. Вот почему «Левиафан» находился там во время Атлантического инцидента, едва не стоившего полковнику Коллинзу жизни, к великому моему огорчению.
— Дети, — проронил Джек будто бы себе самому, ни к кому не обращаясь.
— Да, дети, — подтвердила Эрталль, отворачиваясь от окна, где стояла, слушая разговор. — Вы должны объяснить мне источник ваших обширных познаний на данную тему, полковник Фарбо.
Развернув свой халат, Анри швырнул на стол медицинскую карточку и историю болезни с добрую книгу толщиной. Открыл ее, извлек один листок бумаги и передал его Джеку. Прочитав, полковник убрал листок в карман.
— Можно сказать, что я читаю запоем, капитан, да еще и быстро. Уж простите мою любознательную натуру. Полковник Коллинз, я свое дело сделал.
— Совершенно верно, полковник, — согласился Джек.
— По-моему, я поняла, — подала голос Вирджиния, испытывая желание подойти к старой подруге, но продолжая держаться в стороне. — Они в симбиозе с человеческими детьми, два существа, живущие в одном теле; вы забрали их из моря, чтобы защитить.
— Моя Джинни, ты понимаешь, не так ли? Все эти детишки на борту — последняя молодь из Мексиканского залива.
— Так вот в чем причина решительного нападения на Венесуэлу и Техас-Сити? — осведомился Ли.
— Да. Вот почему мы продолжим атаки до тех пор, пока из залива не исчезнут нефтяные платформы и все нефтеперерабатывающие предприятия. Ни о каких переговорах по этому пункту и речи быть не может. А теперь самая трудная правда из всех: кадеты, эти подростки на борту, жили прямо за этими окнами. Они — самые последние из этих чудесных существ из желоба. Здесь осталась лишь горстка взрослых. Самые первые в своем роде.
