Поезд опять быстро уходит. За ним никто не бежит. Некому. Бутылочкин проводил с Катей в поселке. Мать тоже там осталась, в Матросовке. У нее бронхиальный приступ после свадьбы. Выпила лишнего, теперь сидит на двойной дозе аэрозольного препарата. Иванов приехал, пожал руку. Следствие пошло правильным путем. Обвиняемые в голос твердят, что их поймал какой-то казак, но им никто не верит. Считают, показалось с пьяных глаз.
Бегут мимо столбы. Проплывают цепи елей и пихт. Жена прижимается ухом к Михалычу и шепчет:
— Я хочу сказать одну вещь. У меня новость для тебя…
— Знаю, — говорит он уверенно, — в доме будут жить квартиранты, а деньги будет брать Катя.
— Откуда ты знаешь?
— Бутылочкин сказал перед отъездом…
— Не выдержал все-таки…
Она молчит.
Михалыч обнимает жену:
— Не обижайся, Любушка.
— Но я не о том хотела сказать. — Она вновь прислоняется к уху: — Я беременна.
Он округляет глаза. Так быстро?!
Она смотрит в его круглые глаза. В них лишь одно удивление. Разве не знает Кожемяка, что этим всегда заканчиваются любовные дела?
— Я рад… — улыбается Михалыч.
Через три дня поезд пришел в столицу. А назавтра полковник Кожемякин направился на работу. Ожидания его не сбылись. Фиолетовый генерал-лейтенант по-прежнему занимал свое место. «Палкой не вышибешь!» — мелькнула знакомая мысль и тут же погасла.
— Рад видеть тебя, федеральный агент Кожемякин.
Генерал-лейтенант встал из-за стола и пошел навстречу, раскрыв ладонь.
— Поздравляю! С прибытием! Действительно, поверь, рад тебя видеть в наших рядах. Кое-кого мы, правда, уволили. Кроме того, имеются потери. Подполковник Бичевкин, например, так и сгинул во время отпуска на Байкале. Собирался ходить там под парусами. И вот…
Полковник молчал. Не доехал до Байкала Бичевкин. Слегка уклонился от маршрута.
— Надо сказать, ты поторопился все-таки… Молод еще, чтобы сидеть на огороде да морковку выращивать. Мы, конечно, рисковали, когда принимали подобное решение о зачислении тебя на службу. Ты знаешь, обычно так не поступают. Но потом мы решили на Совете: не может быть правил без исключений.
Михалыч кивал, соглашаясь.
— Поэтому мы решили тебе написать. Признаюсь, молва о моем уходе оказалась на самом деле дезинформацией. Фиолетовый генерал еще послужит своему отечеству. Как правильно на самом деле — Сиреневый или Фиолетовый?!
Он заржал. Почти что как лошадь. Резидент…
* * *
Осенью от Бутылочкина пришло письмо. Он писал, что дела в его семье идут теперь хорошо и что Резидент его слушается. Вначале он скучал, но потом, наверно, привык. Скотина, а хозяина помнит. Деньги, получаемые за сданный в аренду дом, помогают в самый раз. Кроме этого, он занимается хозяйством в Нагорной Дубровке. Осенью пахал землю в округе и прилично там заработал.
Кроме этого, он сообщал:
«Хочу еще сообщить, дорогой зять, что я дал согласие одному городскому мужику, как мы и договаривались. На месте твоего дома в Дубровке он уже построил дом. Мужик не стал углубляться вниз. Обошелся тем, что было. Лишь слегка расширил подвал. Сложил фундамент из больших блоков и внизу уложил по полу толстый слой бетона. Затем построил на этом основании двухэтажный коттедж. В подвале тоже этаж у него получился. Строили по-ударному, в течение месяца. Дом крепкий, хороший, на века. Так что место после твоего сгоревшего дома теперь не пустует. И деньги за землю тоже уплачены. Казачью шашку я тебе подарил. Ты знаешь, она принадлежала моему деду. Одно условие — не теряй ее и никогда не передаривай, чтобы она никогда не ушла из нашей семьи. Я ведь помню, ты всегда хотел ею завладеть, когда еще был парнишкой. Храни драгунское оружие.
Недавно встретился с черным негром Мартыном. Он приезжал на своей «семерке». Меня увидел и остановился. После сборов ему присвоили звание старшего лейтенанта, и он остался служить в той же самой части. Передает тебе привет и говорит, что на тебя нисколько не обижается. Правда, я так и не понял, за что можно обижаться.
Чуть не забыл. Встретил также недавно Федора Палыча. Он ничего себе. Передает тебе тоже привет. Жаль, говорит, толком поговорить не удалось. Передает тебе тоже привет и массу наилучших пожеланий. Жениться вот только по-прежнему ему не удается. Но он не теряет духа.
Всегда твой товарищ детства и друг, а также и шурин — Николай (Бутылочкин)».
Люба следила за тем, как муж читает письмо. Она прочитала его раньше, пока Кожемяка был на работе.
— Когда мы поедем в Сибирь? — вдруг спросила она.
— Соскучилась?
Конечно. Она соскучилась. Следующим летом они обязательно туда поедут. Их будет трое.
И Бутылочкин будет рад.
Возможно, он станет крестным…