— Gas? You mean no gasoline?[130]
— Horses all right. Trouble in July. I mean the silver, Starr. Long o’women but a little this side of short on moola or mazuma. Remember? A nasty by-product of work. We need some fidutia, да поскорее![131]
— I have some. I’ve already told you. About five песо[132].
— Are you ку-ку? That won’t get us even to the границы[133].
— Where can we get some more?[134]
— Banks closed now. Only banks left are river banks, because soda банки are called tins in English. Hold-up impossible[135].
— What about Codac?[136]
— No good bum. Next[137].
— The Teevee Channel?[138]
— Nothing doing. They’ve got plenty o’nutting for me[139].
— I mean your loan shark[140].
— Nope. He’sharky with a pnife, and a wife. Not on talking terms[141].
I laughed[142]. Тьфу, то есть заржал.
— Johnny White, then?[143]
— Outa town. Left on a posse. He’s a deputy sheriff now[144].
— And Rine?[145]
Он ничего не ответил. Только кивнул.
— Righto! Good Ol’Rine. It’s a cinch. Thanks, Chief. You’re a genius[146].
Куэ свернул налево, потом направо и в конце концов выехал на Малекон с другой стороны дороги — не успел я дописать, как он проделал это. Девушки на борту, ведомые и несомые центробежными, центростремительными, кориолисовыми и, пожалуй, еще приливно-отливными силами, не говоря уже о лунных, имеющих такое влияние на женщин, укачались и предъявили капитану протест.
— Ох да што ш такое, голубь. Убъемся вить.
— Если он так дальше павидет, давай выдем Беба.
Арсенио мягко выровнял машину.
— Да ище, — сказала Беба, — все на англискам биз единава суптитрика.
Мы рассмеялись. Арсенио протянул Бебе руку, и она растворилась в темноте. Рука, а не Беба, ее-то как раз было прекрасно видно — прекрасную в теперь уже полупритворном негодовании.
— Я совсем забыл, мне срочно нужно кое-что передать одному приятелю, только сейчас вспомнил. Голова дырявая.
— Пей фитинчик, лапочка.
Мы с Куэ расхохотались.
— А как же. Завтра начну. Он мне понадобится.
Беба с Магаленой расхохотались. Вот это им понятно.
— А кроме того, Беба, дорогая, — Куэ подключил романтический голос, известный среди нас, его друзей, как «Какой обворожительный голос у тебя, Хуан Монетас» из-за жуткого, слащавого, преотвратного радиосериала Феликса, Питы, Родригеса, он же Фелипита, — подумай о духовном аспекте. Я рассказывал Сильвестре, как сильно люблю тебя, природная скромность не позволяет мне прилюдно выплеснуть свою страсть. Я говорил ему, что в уме складываю стихи в твою честь, но они не могли сорваться с моих невинных уст из опасений перед безжалостной критикой, каковой этот профессиональный критик сзади может меня подвергнуть, а также из страха за реакцию других, — и Магалена, уловившая намек, тут же вставила, Вот уш кто-кто, а я нет, я и рта ни раскрывала, и вапще даже очень люблю Анхеля Буэсу! — Я не о тебе, красавица, а об отсутствующих здесь, надеюсь, временно. И также я поведал моему дражайшему коллеге по перу и другу, что сердце мое совершает сто ударов в минуту ради тебя и жаждет лишь биться в унисон с твоим. Вот какова истинная и единственная причина моей оплошности, неприятной для вас и вредной для этого великолепного автомобиля. Будем работать над ошибками.
Беба была или притворялась, что была, в восторге.
— Ах как красиво.
— Зачитай-ка нам, Чекуэ, будь другом, — попросил я.
— Да, да, Арсенио Куэ, — подхватила Магалена, подхватившая вирус энтузиазма.
— Ой, ну пажалста, пажалста, зачитай, абажаю паэтов и когда деревенские песни пают и все такое.
Куэ вытянул руку обратно на штурвал. Ту, что затерялась в Бебе. Взволнованный скрежетом бетона, Куэкаламбе ответствовал.
— Беба души моей, ты навсегда здесь, у меня в груди, рядом с бумажником, незабываемые слова о тебе полнят меня невыразимым чувством. — Пауза. Страстный аккорд. Пошла тема. Для Бебы (дрожь этих «б» на виновных устах Арсенио Куэ, доморощенная версия Энрике Сантиэстебана), которой я принадлежу телом (многоточный союз) и душой (эмоциональный упор), мои стихи от самого сердца и прочих внутренностей. Ударь в Гонг, звукорежиссер ночи, прошу тебя. Свободный стих, что приковывает меня к моей возлюбленной. Приглушенная дробь. Пусть к сердцу через подстрочник. Фанфары. (Эзра Паундкуэ вздымает профиль, и его дрожащий голос заполняет машину. Надо было слышать Арсенио Куэ и видеть лица наших дам. The Greatest Show in Hearse[147].)
ЕСЛИ БЫ ТЫ ЗВАЛАСЬ БАБИЛОН, А НЕ БЕБА МАРТИНЕС
