— А я не уверена в вашей искренности, — сказала я ему, — и начинаю сомневаться в вашей политической воле. Что вы сделали с марта?
Я сообщила о том, что человек, в обязанности которого входит информирование трибунала об усилиях Хорватии по сотрудничеству, ничего не знал об этих действиях.
— Вы правы, — согласился Санадер. — Я готов изменить существующее положение.
«Я ожидаю отчета уже с 10 марта», — продолжала я, прежде чем перейти к обсуждению вопроса о связях Готовины с французской разведкой и бывшими легионерами, а также планов хорватских властей по разрушению защитной сети бывшего генерала. Я сказала Санадеру о том, что Готовину защищают агенты французской разведки: «Я уже беседовала с Шираком и сказала ему, что он слишком близок с Готовиной».
Кроме того, я упомянула информацию о том, что Готовина может скрываться во францисканских монастырях. Как можно повлиять на католическую церковь, монастыри и на францисканцев?
Санадер пообещал обсудить этот вопрос с церковными властями Хорватии.
Затем мы перешли к обсуждению конкретных вопросов, в том числе операций по выявлению и задержанию Готовины. В конце беседы Санадер спросил о том, что я намерена сообщить через месяц Совету Европы в Люксембурге. От этого зависели надежды Хорватии на вступление в Евросоюз.
Обращаясь к Евросоюзу 26 апреля 2005 года, я заявила, что обвинение не изменило своих оценок нежелания Хорватии задержать Анте Готовину, который все еще находится на территории страны и время от времени выезжает в Боснию и Герцеговину. В заявлении для прессы я сказала, что сообщила Хорватии детали, связанные с охраной Готовины. Я откровенно сказала о том, что смогу подтвердить полную готовность Хорватии сотрудничать с трибуналом только после того, как Готовина окажется в Гааге, или когда трибунал будет точно знать его местонахождение. По моему мнению, хорватское правительство сознательно медлило и пыталось убедить генерала сдаться добровольно, что не повредило бы политической репутации Санадера. Но я ошибалась.
Мы снова встретились с ним в начале июня, когда я должна была представлять очередной доклад Совету безопасности ООН. Санадер, казалось, искренне хотел разрешить проблему Готовины. Он снова давал мне бесчисленные обещания. Санадер пошел на политический риск он дал интервью хорватским журналистам и публично заявил о необходимости арестовать Готовину. Он заверил меня, что правительство готово сотрудничать с трибуналом в этом вопросе, и подтвердил, что вся получаемая информация проверяется немедленно. Правительство приступило к расследованию финансовой деятельности тех, кто причастен к охране Готовины.
Я поблагодарила Санадера за его усилия и спросила, готовы ли хорватские власти провести обыски во францисканских монастырях, расположенных на территории страны. Он ответил положительно. Получив согласие премьера и располагая разведывательными Данными о том, что Готовина скрывается в монастыре, я направилась в Рим, чтобы встретиться с секретарем Ватикана по связям с государствами, министром иностранных дел Папы Римского, монсиньором Джованни Лайоло. Наша встреча состоялась в июле. Я хотела узнать у монсиньора Лайоло, что Церковь делает в поддержку наших усилий по задержанию Готовины. (В Хорватии множество монастырей. Мы составили список — их десятки…)
Помню, как вместе с моим швейцарским помощником Жаном-Даниэлем Рушем въехала в ворота Ватикана, охраняемые знаменитыми швейцарскими гвардейцами, вооруженными длинными мечами и алебардами. Тогда я подумала, что мое швейцарское происхождение и годы, проведенные в католических монастырях, могут придать моим аргументам дополнительный вес. Машина въехала на подземную стоянку. Оттуда несколько священников повели нас по лабиринту залов и коридоров. Наконец мы вышли в открытую галерею, а оттуда попали в тихую, скромную приемную. Атмосфера здесь была такой, что мне показалось, что я снова оказалась в церкви. Из своего кабинета вышел монсиньор Лайоло. Он поздоровался и провел нас внутрь.
Монсиньор вырос в Пьемонте, в предгорьях Швейцарских Альп, почти там же, где и я. Наш разговор начался на приглушенном итальянском. Монсиньор сказал мне, что Ватикан — не государство, и сделать ничего не может.
«Scusi, monsignore,[44]— перебила его я. — Ваши слова для меня откровение. Разве мы не называем Ватикан государством? Разве мы не говорим о Папском государстве?» Я вспомнила карты Италии в учебниках истории. Я всегда считала, что Ватикан хоть и крохотное, но суверенное государство. Я полагала, что Ватикан принимает собственные дипломатические решения. Полагаю, что так оно и есть, все зависит исключительно от политической воли.
Затем я спросила монсиньора Лайолу не может ли Ватикан обратиться к Хорватской епископской конференции с просьбой вмешаться и запретить членам своей паствы поддерживать Готовину. Монсиньор снова сказал, что Папа Римский не имеет влияния на Епископские конференции. Я ответила, что, по моему мнению, католические епископы должны подчиняться Папе Римскому или в этом вопросе имеется какой-то раскол. «Нет, нет», — ответил священник.
В конце разговора я попросила аудиенции у Папы Римского Бенедикта XVI. Монсиньор Лайоло мгновенно парировал, что Папа принимает только президентов и министров. Я тут же сказала, что в газете Corriere della Sera было написано о том, что Бенедикт только что принял главу итальянской политической партии, который не является ни президентом, ни министром. «Думаю, он вполне мог бы принять прокурора Международного трибунала по расследованию военных преступлений, деятельность которого направлена на защиту прав человека», — заметила я.
Монсиньор Лайоло посмотрел на меня и сказал: «Если хотите встретиться с Папой, приходите на площадь Святого Петра в субботу». Он имел в виду, что я могу в числе избранных пожать руку Папе Бенедикту и поцеловать «перстень рыбака», а потом в присутствии потрясенных верующих попросить понтифика помочь мне задержать Готовину.
«Grazie,[45]— сказала я. — Я здесь не как паломник. Я прокурор. Я слышала, что человек, разыскиваемый трибуналом, скрывается в монастыре римской католической церкви. Я слышала, что Ватикан располагает лучшей разведкой в мире. Поэтому я полагаю, вам будет несложно выяснить, действительно ли он скрывается в одном из хорватских монастырей». В ходе беседы я перешла на дипломатический английский. Я ни разу не просила монсиньора Лайоло организовать розыск. Мне нужно было только узнать, действительно ли монахи скрывают человека, которого обвиняют в совершении военных преступлений.
Монсиньор сердито посмотрел на меня. Он преподнес мне официальный подарок — набор памятных монет Ватикана. Вручив мне его, он простился и вышел из кабинета. Выпускники монастырских школ, швейцарский протестант Руш и я, давно отошедшая от католической церкви, находились в самом сердце ватиканского лабиринта в окружении распятий, мощей и статуй, под фреской с изображением Юдифи с головой Олоферна. Рядом была библиотека и сады. Мы находились в самом центра католической вселенной. Я потянулась за своей сумочкой от Луи Вуиттон. Нас не слышал ни один смертный. Руш наклонился ко мне и прошептал: «Он собирается отлучить вас от церкви».
