— И что же теперь?
— А ничего. Забудьте про Путина и того преемника, на которого он укажет пальцем, а народ с радостью выберет. Выбросьте вообще из головы президентские выборы. Забудьте про них. Потому что повлиять на них нам никак не удастся.
— Не понимаю.
— Ну, если одна дверь закрыта наглухо, замурована и попасть через нее нет никакой возможности, а попасть в дом нужно до зарезу? Вопрос жизни и смерти. Что следует делать?
— Искать другую возможность — крышу, дымоход, окно.
— Правильно. И какова другая возможность в нашей ситуации?
— Выборы. Парламент.
— Абсолютно верно.
— Но какая связь? Правящая партия не избирает президента, если только они не изменят конституцию. Но он перед всем миром и не раз клялся, что этого не произойдет.
— Холодно.
— Я скажу, чтобы разожгли камин.
— Холодно. В смысле далеко от правильного ответа.
— Отмена выборов? Но на каком основании? Опять что-то кровавое, но вы же сами говорили…
— Теплее. Но не то.
— Тянуть. Стопорить. Как на Украине.
— А зачем? Чтобы баррель перевалил за сотню? Хотя Украину вы вспомнили не зря.
— Нелегитимны.
— Есть!
— Но каким образом, почему?
— Вот для этого, а вовсе не для того, чтобы убивать маленьких детей — уж простите, я еще недостаточно профессионально деформирован, — создавался проект «Психи».
— Вы можете объяснить?
— Конечно. И даже показать. Видите ли, Конди, сидя в изгнании в NDI, с командой, разумеется, мы потихоньку готовил материал, работали с людьми из этой папки. С будущей российской оппозицией, которая — единственная — будет противостоять партии власти на выборах. И конечно, проиграет. Но в предвыборном процессе будет творить такое, что власти вынуждены будут принимать ответные меры. В итоге — у нас будет больше чем достаточно оснований для признания выборов нелегитимными. И вопрос президента, как на Украине, станет уже не вопросом выбора, а вопросом торга.
— Занимательно. Но вы обещали что-то показать.
— А! Сию минуту — кое что любопытное я захватил: Ну, вот, к примеру:
«— Гарри, когда состоялась Куликовская битва?
— Не знаю…
— Ярослав Мудрый, Батый и Фридрих Барбаросса — это в самом деле один человек, лишь называемый по-разному?
— Не знаю…
— Правда, что Христа казнили в Константинополе и что именно в сегодняшнем Стамбуле следует искать гору Голгофу?
— По поводу Иисуса и всего с ним связанного советую повнимательнее перечитать «Мастера и Маргариту» Булгакова. Как известно, великая литература может содержать массу откровений. Чалма на голове у Иешуа, два километра, отделяющие городскую крепостную стену от Голгофы… Похоже на Иерусалим? По-моему, мало. Но наиболее интересное — фраза Маргариты: «Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?»
— А евреи?
— Что евреи? Евреи — это не народ, а профессиональное сообщество финансистов.
Следуя вашей логике, Гарри, можно предположить, что ни Древней Греции, ни Древнего Рима не существовало?
— Да, именно так. История этих цивилизаций не выдерживает критики, она не втискивается ни в какие рамки.
— И Древнего Китая не было?
— Похоже на то. Ведь европейцы в XVIII веке на месте Поднебесной империи обнаружили одни руины… Не могу заставить себя поверить, что жил великий народ, процветал, а потом все вдруг рухнуло, развалилось. Почему китайцы не воспользовались своими открытиями и изобретениями? Почему, придумав порох, не создали артиллерию? Почему, имея компас, не открыли Америку? Говорят: в страшные Средние века знание исчезло, поскольку оно никому не было нужно. Как? Неужели сразу всем правителям отказал разум и они перестали понимать очевидное: знание — сила? Значит, в Римской империи существовала фундаментальная наука, а в Византии, пришедшей на смену Риму, нет? Ну глупость же! Только не надо говорить, будто церковь возражала против научных изысканий. В Византии патриарх полностью подчинялся императору, который обязан был понимать, что знание — даже не сила, а власть. Таков закон диалектики. Поэтому научные открытия всегда старались засекретить, сохранить».
— Что это?
— Интервью одного из лидеров объединенной оппозиции.
— Но это комикс?
— Нет, это совершенно серьезное интервью по поводу одной теории происхождения и справедливости принятой исторической хронологии.
— И любой человек может это прочесть?
— Разумеется. Тут уж кремлевская пропаганда расстарается, моя задача была — исключительно подбросить им информацию. А вот еще, из программного заявления, правда уже другого оппозиционера:
«Надо перестать давить малый бизнес — это безумие, люди бегут из России, только в Англии уже триста пятьдесят тысяч русских. Открываются русские магазины, рестораны, газеты.»
— Так это малый русский бизнес в Лондоне открывает газеты и рестораны?
— И покупает футбольные клубы. Это я к тому, насколько оппозиция владеет ситуацией в России. Еще будете читать?
— Нет, достаточно. Ну, хорошо, вам удалось собрать, подготовить и даже обучить нехитрым приемам команду не совсем адекватных людей. Что дальше?
— Нет, кое-что вы должны прочесть. Это мое едва ли не самое главное достижение.
— Ну, давайте.
«— Допустим, на президентских выборах вы, вопреки собственным прогнозам, не победите. А наберете 2–3%. Как кандидат Малышкин. Вы готовы к тому, что вас причислят к политическим маргиналам?
— Давайте пропустим этот вопрос.
— Почему «пропустим»? Молчание…
— Вы знаете, что так интервью журналистам не дают?
— А вы знаете, что так себя не ведут?!
— Как? Молчание.
— Известна ли вам позиция, допустим, «Яблока» относительно формирования коалиции?
— Да.
— В чем же она заключается?
— Ну-у… Вы знаете?
— Нет, не знаю.
— Это общеизвестно. Посмотрите прессу.
— Может, вы, Михаил Михайлович, и расскажете, раз уж это общеизвестно?
— Сами и скажите, если вам известно.
— Говорю же, неизвестно.
— Я вам сейчас дам распечатки, и тогда посмотрите.
— А почему вы сами не можете сказать?
— Потому что это — общеизвестная позиция! Вы что, хотите, чтобы я пересказывал мнение других?!
— Почему нет? Молчание.»
— Ну и что это?
