Книга Королева Камилла - Сью Таунсенд

Сынок Инглиш сидел с помощниками в своем кабинете в штаб – квартире новых консерваторов и смотрел рекламный ролик партии, который через несколько дней должен был запускаться в эфир на всех телеканалах одновременно. Главным персонажем ролика был, конечно же. Билли, пес Сынка. По ходу просмотра один советник сказал:

– А можно на компьютере перегнать собаку в кота?

– Лабрадора в мурзика ты не превратишь, это тебе не хрен моржовый, – ответил ему парень в рубашке с коротким рукавом.

– Почему вы не заступитесь за собачников, Сынок, не врежете правительству?

Остальные же убеждали Сынка уклониться от любой поддержки собак.

– Вот если бы эти сучьи дети могли голосовать… – сказала молодая женщина с модным беспорядком в прическе.

Чтобы выиграть время. Сынок перевел разговор на планируемое посещение королевской семьи в изгнании.

– Разрешение запросили, – доложил один из молодых членов команды. – Но сомневаюсь, что «Вулкан» его выпишет.

– Тогда я сыграю на гражданских свободах, – сказал Сынок.

Команда засмеялась: они все знали, что гражданские свободы – это нонсенс.

Определиться наконец с отношением к антисобачьим законам Сынку помог его шофер Данкан.

Он беседовал с Сынком, глядя на него в зеркало заднего вида.

– Как вы понимаете всю эту байду про собак, мистер Инглиш? Как это так, пару месяцев назад иметь собаку было нормально, а теперь – нет? И че за фигня все эти плакаты?

Данкан мотнул головой, указывая за окно. Вдоль Юстон – роуд мелькали щиты, на которых два карликовых пуделя рвали на части плюшевого мишку.

– Я купил мамочке, ей восемьдесят семь, джек – рассел – терьера, чтобы не скучала. Она назвала собачку Глория, в честь Глории Ганни– форд[93]. Так это такая польза маме, от собачки‑то. Она души в ней не чает, два раза в день гуляет, да подолгу, кормит ирисками. Это что, за это вот мой дед воевал?

– Ваш дед вернулся с войны? – спросил Сынок.

– Да, – ответил Данкан, – но без руки.

– Храбрый человек, – пробормотал Сынок.

– Нет, – не согласился водитель, который был зануда каких поискать. – Храбряком его не назовешь. Он каждый, блин, день ныл про свою руку и жаловался, что не может открывать консервы. Он нас, блин, с ума сводил.

Сынок поинтересовался, что шофер думает о королевской семье.

– Королеву хоть завтра вертайте. А остальных бы я заставил самих, блин, зарабатывать на жизнь.

Приехав на радио. Сынок Инглиш перевел мнение Данкана на более – менее литературный английский. Добрые отзывы слушателей, которым стало легче от того, что за собак кто‑то заступился, воодушевили Сынка. Телефонная линия не справлялась со звонками собачников, которые обещали новым консерваторам свои голоса.

«Вулкан» таки выдал Сынку и съемочной группе пропуск в зону Цветов, но Сынок не знал, что распоряжение подписал его клятый соперник – Джек Баркер.

По мнению Сынка, теперь, похоже, можно было обойтись и без Грэма. У него даже возникло искушение отменить последнее занятие у Рипа. Из бара в «Савое» приходили астрономические счета, к тому же Рип непрерывно болтал с Америкой из номера, еще больше увеличивая расходы.

Рип Шпиценбергер находился в телестудии в Сохо, записывая тренировочное интервью с Грэмом, дабы познакомить его с агрессивностью массмедиа. Ведь стоит только предъявить Грэма обществу, как журналюги накинутся на него всей сворой.

– Итак, – говорил Рип, – я спрашиваю – ты отвечаешь. Хорошо. Значит, первым делом проверяем внешний вид: ширинка застегнута, прическа в порядке, шпинат в зубах не застрял. И улыбайся, даже если у тебя, мать твою, сердце ноет, улыбайся, даже если оно, мать твою, разрывается… И помни, Грэмми, главное – заболтать интервьюера. Тренди как можно больше. И прежде чем отвечать, всегда говори: «Это очень интересный вопрос» или «Я рад, что вы меня об этом спросили, мистер Рип». Понял?

Грэм опустился в кресло напротив Рипа и ждал, когда начнется учебное интервью. Никогда в жизни ему не было так неуютно. Рот у него был полон новехоньких коронок, одет он был как гомики из телевизора, а голова аллергически зудела от перекиси водорода. Едва зажглись софиты, Грэм тут же завязался узлом, закатил глаза и машинально проверил ширинку.

– Госспадибожетымой! – заорал Рип. – Оставь свои яйца в покое! Это выглядит, будто ты, черт возьми, ублажаешь себя!

Рип тяжко вздохнул: неделя усиленной подготовки пошла прахом. Затем, переключаясь на роль интервьюера, спросил:

– Принц Грэм, что вы почувствовали, когда узнали, что вы второй наследник английского трона?

– Я был на седьмом небе.

– Что я тебе говорил насчет клише? – заорал Рип. – Не был ты не на каком долбаном небе!

Грэм вскочил и сорвал с лацкана микрофон.

– Я будущий король Англии! – заносчиво сказал он. – Вы не смеете говорить со мной так неуважительно. Мои предки покоряли мир, когда ваши пожирали друг друга.

После того как Грэм удалился из студии, Рип решил, что сам во всем виноват. Дабы помочь Грэму расслабиться, он рассказал ему о своем скромном эстонском происхождении и Великих морозах зимы 1795 года, тогда Шпиценбергерам пришлось до самого прихода Великой оттепели питаться одной лишь жирной тетушкой.

Грэм выбежал из здания на Уордор – стрит и влился в людской поток на тротуарах. Грэм устал следить за тем, как бы не проговориться, кто его настоящие родители. С какой стати его делают пешкой в политической игре? Почему он не взял собственную судьбу в свои руки и не сообщил миру, что однажды станет королем Англии? Эта мысль взволновала Грэма. Он сел в уличном кафе на Олд – Комптон – стрит и заказал «молочный кофе».

– Молочный кофе? О, как очаровательно старомодно, – прокомментировал официант с ухмылкой, но Грэм и ухом не повел.

Прихлебывая кофе, он заметил, что многие из спешивших мимо мужчин явно «по другую сторону баррикад», как это называл его приемный отец[94]. Когда молодой человек с накрашенными ресницами спросил, можно ли подсесть, Грэм пулей вылетел из кафе и, остановив такси, попросил отвезти в редакцию «Дейли телеграф» – газеты, которую читали его приемные родители. Грэм знал, что «Дейли телеграф» можно доверять: газета поддерживала монархию и английский уклад жизни. Грэм не сомневался, что редактор его сочувственно выслушает.

Грэм никогда не бывал в Кэнери – Уорф[95]. Человек масштабом поменьше оробел бы от нависших небоскребов и акров зеркального стекла, но Грэм вступил в здание «Дейли телеграф» как монарх, которым однажды станет. Он сообщил на вахте, что принес историю века, и к нему в лифте спустилась помощник редактора Индия Найтли, апатичная девица с правильной речью. Она и глазом не моргнула, когда Грэм шепотом сообщил ей, что он дитя любовной связи принца Чарльза и Камиллы Паркер – Боулз, лишь без интереса протянула: