— Тебе, наверное, известно, что самоубийцы отправляются прямо в ад, — прошипел он. — И я не дам тебе отпущения грехов.
— А я не стал бы вас и просить, — прошептал Деклан, запрокинув голову и обмякнув в руках своих пленителей. — У меня все же еще осталась какая-то гордость.
— Посмотрим на твою гордость, когда твоя жена и сыновья сейчас умрут у тебя на глазах! — выкрикнул Мердок, отталкивая Ориэля.
— Нет! Я же не ослушался вас! — Деклан попытался сесть, но стражники ему не позволили.
— Приведите их, — ледяным тоном велел Мердок. — А его — обезвредьте.
Мераша заструилась по жилам Дерини, прежде чем он успел осознать что происходит и воспротивиться — настолько испугался он за своих родных.
Это один из монахов Custodes ввел ему яд, уколов в шею длинной иглой, смазанной проклятым снадобьем.
— Ст-тражники это называют «деринийской колючкой», — прошептал испуганный Райс-Майкл, ухватив Джавана за локоть. Мальчик весь затрясся, когда стражники отправились исполнять приказ Мердока. — Это придумали Custodes. Но Джаван, скажи, они ведь не уб-бьют по правде семью Деклана?
Вместо ответа, Джаван лишь крепче обнял младшего брата, сам весь дрожа, ибо прекрасно сознавал, что регенты могут сделать это — и намерены исполнить угрозу.
Никакие мольбы не могли бы заставить Мердока изменить это решение — ни Алроя, ни принцев, ни даже Таммарона и нескольких придворных, не желавших омрачать так славно начавшийся праздник.
Пока двор ждал возвращения стражи, одурманенного Деклана связали и перетянули ему запястья потуже, чтобы остановить кровь, а Урсина с Ситриком также напоили мерашей. Несчастного Ориэля пощадили до тех пор, пока он не кончил заниматься раной Мердока — регенту пришлось угрожать и его семье, чтобы заставить подчиниться, — после чего Целитель также был обезврежен с помощью ядовитой «колючки». Мердок желал, чтобы все трое стали свидетелями наказания Деклана, дабы навсегда убить в Дерини мысль о сопротивлении.
Лишь женам регентов было дозволено удалиться в комнату за тронным помостом, чтобы не видеть того, что должно было случиться. Остальных стражники насильно удержали в парадном зале, дабы никто не мог уклониться от своего долга засвидетельствовать расправу над бунтовщиком.
Алрой не произнес больше ни слова; с посеревшим лицом, весь дрожа, он сидел на троне, и огромный зал теперь казался ему одной большой камерой пыток.
Рядом с ним стоял Хьюберт, зорко наблюдая за королем. Манфред заставил принцев разжать объятия и держался сбоку от Райса-Майкла, у которого был такой вид, словно он сейчас предпочел бы очутиться за тридевять земель отсюда. Ран встал рядом с Джаваном, не позволяя ему отвернуться. Когда стражники ввели Гонорию Кармоди с двумя малышами, принцу показалось, что его вот-вот стошнит, и он в самом деле сглотнул желчь, — он никак не мог поверить, что регенты, и впрямь, решатся на такое.
К огромному облегчению всех присутствующих, Мердок несколько смягчился — казнь этих троих невинных душ была проведена милосердно быстро.
Три лучных тетивы вмиг накинули им на шею, затянули… и все было кончено, едва успев начаться. Все же зал испуганно застонал, как один человек — и все это перекрыл горестный вопль Деклана.
Но самому Дерини не был дарован столь легкий конец. Его казнь следовало сделать примером для остальных, чтобы больше никогда ни один из его собратьев не осмелился бунтовать против хозяев.
Стонущего и извивающегося в агонии Деклана распяли на полу перед троном, сперва кастрировали, затем медленно принялись вытаскивать внутренности… это длилось бесконечно, и он все кричал и кричал, пока наконец не лишился чувств от потери крови. Но он был еще жив, когда ему вскрыли грудную клетку и вырвали теплое, бьющееся сердце.
А затем они развязали ему ремни на запястьях, в доказательство того, что он сам причинил себе смерть. Когда тело обезглавили и четвертовали, для Деклана Кармоди уже ничто не имело значения.
Однако не для Джавана. Он не позволил себе ни отвернуться (впрочем, Ран все равно заставил бы его смотреть насильно, но принц и не собирался доставить ему такого удовольствия!), ни зажмуриться хотя бы на миг, поглощая все подробности этого омерзительного действа и про себя молясь о спасении души умирающего.
Но в сердце его не было прощения к Мердоку и остальным, он знал, что придет час, и он рассчитается с ними за все.
Он держался довольно стойко, до тех пор пока Хьюберт официально не объявил, что мертвому Деклану будет отказано в христианском погребении, ибо он сам наложил на себя руки.
Когда помощники палача принялись собирать окровавленные останки в плетеные корзины, дабы швырнуть их в реку, Джавана наконец стошнило, прямо Рану на сверкающие сапоги; и он ничуть не стыдился этого.
Алрой и несколько других придворных к тому времени уже лишились чувств — равно как и Ориэль, для которого, собственно, и предназначался урок, — а Джаван был хотя и младшим, но не последним из тех, кого вывернуло наизнанку от такого зрелища.
Райс-Майкл сумел сдержаться, но его безудержно трясло, и придворному лекарю пришлось тут же дать ему успокоительное и отнести в опочивальню.
Вечером не было никакого пиршества, и Алрой отменил все до единого дворцовые приемы на следующие три дня, сколько бы ни просили и ни угрожали ему регенты. Джаван отдал все свои подарки Custodes Fidei, ибо не желал пользоваться тем, что было замарано кровью невинных. То же самое за ним следом сделал и брат — хотя большая часть даров осела в руках у регентов. С этого момента Джаван дал обет отомстить когда-нибудь за содеянное — в первую голову, Мердоку.
Глава XXIV Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня… проповедовать пленным освобождение.[25]
Весть о гибели герцога Эвана распространилась среди северных кланов с необычайной скоростью, заставлявшей вспомнить магию Дерини. Меньше чем две недели спустя, в сопровождении двоих старших родичей и сотни вооруженных бойцов в столицу въехал сын и наследник Эвана, дабы потребовать признания своих прав и титулов. Они являли собой вполне реальную силу, ибо дяди наследника, графы Истмаркский и Марлийский, привезли с собой еще пятьдесят отборных рыцарей, однако сам сын покойного пока никакой угрозы не представлял. Ибо Грэхему Доналу Энгусу Мак-Эвану, ныне герцогу Клейборнскому и наследному вице-королю Келдора, сравнялось всего одиннадцать лет от роду.
Впрочем, настраивать против себя этого мальчика, свыше того, что уже было сделано, граничило бы с безумием. Титулы, унаследованные им, имели огромный вес, а владения, считая Келдор, составляли добрую четверть всего Гвиннеда. Едва ли регенты могли себе позволить потерять такие территории. А то, что юный Грэхем был готов лично прибыть в столицу и принести клятву верности после всего происшедшего, говорило о здравом смысле родичей, которые теперь станут его регентами, вплоть до совершеннолетия. Ни Келдор, ни Гвиннед не выиграли бы от раскола, особенно ввиду неминуемого нашествия со стороны Фестилов.
