— Ой! — вскрикнула она.
— Я могу подумать об имени для тебя, — обратился я к ней.
— Пожалуйста, нет, господин! — кричала она.
Я положил свою руку на нее. Она поежилась.
— Кажется, ты хорошо информирована насчет желаний господ, — сказал я. — Я уверен, что ты так же хорошо знаешь желания рабынь.
Она тихонько заплакала.
— Я могу подумать о другом имени для тебя, — проговорил я.
— Пожалуйста, нет, господин, — сказала она.
— Но тогда зачем бы я стал так откровенно сообщать о темпераменте своей маленькой рабыни? — спросил я.
Она всхлипывала.
— Я могу назвать тебя любым именем, как ты знаешь, — сказал я.
— Да, господин!
— Сейчас на четвереньки, руки выпрямить, голову вверх! — приказал я.
Она немедленно приняла эту позу.
— Пожалуйста, не подвергай меня рабству четвероногого животного, господин, — просила она.
— Я сделаю это и буду держать тебя так, если захочу, — сообщил я ей.
— Да, господин, — ответила она.
— Возможно, я стал бы звать тебя Принцесса или Трикси, — сказал я.
Я употребил английский, произнося эти имена, так как в горианском нет точного эквивалента для них.
— Господин может делать как пожелает, — проговорила она.
— Но такие имена, возможно, лучше оставить для нашего секс-спорта, — размышлял я. — К тому же они будут мало понятны нашим горианским друзьям.
Я обошел вокруг нее.
— Из тебя выйдет чудесный пудель, — сообщил я.
Я употребил английское слово «пудель», конечно, так как такое животное неизвестно на Горе.
— Спасибо, господин, — сказала она.
— Ты бы могла быть интересной в роли пуделя, — продолжал я.
— Несомненно, я буду служить для господина разными способами, — согласилась она.
— И будешь! — сказал я.
— Да, господин, — ответила она.
Тогда я взял ее за волосы и крутанул так, что она легла на бок. Я присел рядом с ней.
— Но, в общем, — заговорил я, — я думаю, я буду содержать тебя как порабощенную женскую особь, потому что именно ею ты и являешься.
— Да, господин, — сказала она, сморщившись.
— Я мог бы дать тебе имя горианской девушки, — продолжал я, — но, поскольку ты земного происхождения и низкая рабыня, кажется более подходящим, чтобы тебе было дано имя земной девушки.
Затем я повалил ее на спину, раскинул ее ноги и овладел ею.
— Ох! — всхлипнула она тихо.
— Ты горячая рабыня, — заметил я.
— Ты собираешься назвать меня, занимаясь со мной любовью, не так ли? — в ответ спросила она.
— Возможно, — ответил я.
— И ты дашь мне имя земной девушки, не правда ли?
— Возможно.
— Даже зная, что такое имя сделает с моим рабством, превращая его в рабство земной девушки на Горе?
— Конечно, — подтвердил я.
— Жестокий господин, — произнесла она.
— Мне очень нравятся имена земных девушек для рабынь, — признался я.
— И так же горианцам, грубиянам, — добавила она.
— Земные девушки обычно ценятся на Горе как самые желанные рабыни, — сказал я.
— По крайней мере, среди самых низших и самых беспомощных, — проговорила она.
— Верно, — согласился я.
— Я скажу тебе по секрету, господин, — сказала она. — Такая рабыня, как я, не жаждет носить никакого иного имени.
— Я знаю.
Она вцепилась в меня. Я видел, что она на грани оргазма.
— Не двигайся совсем, рабыня, — велел я ей.
— Пожалуйста, господин, — проговорила она.
— Нет.
— Да, господин.
— Существует много прекрасных имен земных девушек, — заметил я.
— Пожалуйста, господин, — произнесла она.
— Филлис — очаровательное имя, — продолжал я.
— Назови меня, — просила она. — Назови меня!
— Трейси и Стефани — тоже, — говорил я, — прелестные имена.
— Любое, — сказала она хрипло, — любое! Назови меня, я прошу тебя. Я не могу терпеть! Я должна любить! Я умоляю об имени!
Я почувствовал, как ее ногти впились в мое тело. Ее глаза были безумными.
— Назови меня, мой господин, — шептала она, умоляя, — назови меня, назови меня, пожалуйста, назови меня!
— Очень хорошо, — сказал я и начал двигаться внутри нее.
Она немедленно вцепилась в меня и содрогнулась. Она посмотрела на меня неистово. Затем беспомощно откинула голову назад.
— Я называю тебя Беверли, — произнес я.
— Я — Беверли! — закричала она. — Я — Беверли!
И тут, в считанные мгновения, она уже рыдала и хваталась за меня.
— Я — Беверли! — всхлипывала она. — Я — Беверли!
Затем, спустя какое-то время, все еще прижимаясь ко мне, она лежала, дрожа, в моих руках.
— Я — Беверли, — прошептала она.
Потом, спустя еще несколько мгновений, она откинулась на мехах, отвернувшись от меня, вытянув колени.
— Мой господин назвал меня, — проговорила она. — Я — Беверли.
Я встал и посмотрел на нее сверху вниз. Она перекатилась на спину и подняла на меня глаза.
— Как твое имя? — спросил я.
— Беверли!
— Я не думаю, что ты забудешь свое имя, — проговорил я.
— Нет, господин, — улыбнулась она.
— Не забывай также, — сказал я, — что ты носишь его сейчас как простое имя рабыни.
— Да, господин, — согласилась она, — я не забуду.
Она знала, что у рабыни не больше прав на имя, чем у тарска, или слина, или любого другого вида домашних животных. Беверли перевернулась на живот и начала целовать мои ноги. Затем она поднялась на колени, продолжая целовать мои ноги, и стала осыпать поцелуями лодыжки и икры.
— Я люблю тебя, господин, — шептала она.
Когда она подняла голову, со слезами на глазах, она казалась испуганной, встревоженной. Она положила ладонь на мою левую руку.
— Господин, — сказала Беверли, — прости меня! Я причинила боль господину!
На моих руках была кровь от ее ногтей, на левом плече остался след от укуса.
— Это ничего, — успокоил я ее.
Она поднялась на ноги, целуя раны.