— Доброе утро, — сказал я ей.
— Доброе утро, господин!
Я покормил ее с рук фруктами, которые принес из кухни.
— Ты ударил меня, — проговорила она.
— Есть возражения? — поинтересовался я.
— Нет, господин, — ответила она. — Ты можешь делать со мной что пожелаешь.
Я протянул ей финик, и она нагнулась вперед, вытягивая закованную в цепь шею, пытаясь достать его, но я отодвинул руку. Тогда она снова встала на колени, выпрямив спину. Получит она финик или нет, зависело от меня. Потом я положил его ей в рот.
— Мой господин кормит меня, — прошептала она. — Рабыня благодарна.
Я поставил неглубокую фарфоровую тарелку с водой на пол и указал на нее.
Она попила из нее, опираясь на руки и колени, лакая как слиниха.
— Мой господин поит меня, — сказала она, стоя на четвереньках и глядя на меня. — Рабыня благодарна.
В такой простой горианской манере, кормлением с рук и подачей воды на пол, без разрешения использовать руки, я продемонстрировал ей, что ее еда и питье, такие естественные вещи, все — под моим контролем.
— Теперь ты можешь сесть, прислонившись к ножке кровати, — разрешил ей я.
— Да, господин, — сказала она.
Я присоединился к ней. Затем мы поели, беря с подноса финики, и кусочки ларма, и пирожные. Мы завтракали и болтали.
Приятно завтракать в постели, так сказать, с обнаженной молодой дамой, особенно если она прикована цепью за шею к твоему кольцу для рабынь.
Мы болтали о многих вещах, включая нашу прошлую жизнь на Земле и наши впечатления об университете. Она была говорлива и оживленна.
— У меня есть сюрприз, — сказал я ей.
Я принес из кухни сосуд с черным вином, с подогретым сахаром и чашками с ложками. Я также принес маленькую миску с сухим молоком боска. Сливки у нас закончились накануне, и, так или иначе, они бы не сохранились до утра. Если бы я захотел сливок, мне бы пришлось идти на рынок. Кстати, в моем доме, как в большинстве горианских домов, нет сундука со льдом. На Горе мало холодильников. Обычно пища сохраняется либо в сушеном виде, либо засоленной. Некоторые холодильники, конечно, все же существуют. Лед нарубается с прудов зимой и затем сохраняется в ледниках, под опилками. Можно сходить в ледник или заказать доставку льда в специальных вагонах. Большинство горианцев, конечно, не могут себе позволить роскошь использовать лед летом.
Девушка приготовилась прислуживать мне.
— Я полагаю, господин предпочитает черное вино «вторая рабыня», — проговорила она.
— Да, — сказал я.
Я наблюдал за тем, как она наливает напиток. Она делала это так аккуратно, почтительно, стараясь не пролить ни капли. Я заметил, как выступают ее груди. Как прекрасно, когда тебе прислуживает красивая женщина.
— Здесь две чашки, — прошептала она.
— Одна для тебя.
— Черное вино дорого.
— Налей себе, — велел я.
— Даже несмотря на то что я — рабыня? — спросила она.
— Да!
— Я рабыня высокого ранга? — задала она вопрос.
— Ты желаешь, чтобы я откинул твою голову назад, запустив руку в волосы, почти ломая тебе спину, и воткнул горлышко сосуда между зубов, наливая его, как есть черным и обжигающим, прямо в горло? — поинтересовался я.
— Нет, господин! — воскликнула она.
— У тебя красивое клеймо, — заметил я.
— Спасибо, господин, — сказала она.
— Ты не рабыня высокого ранга, — продолжал я. — Ты низкая рабыня. Ты самая низкая из низких рабынь.
— Да, господин!
— И не забывай об этом, — добавил я.
— Слушаюсь, господин.
— Теперь налей себе чашку вина, — приказал я.
— Да, господин, — послушалась она. — Можно, я разбавлю свой напиток?
— Да, — разрешил я.
Я смотрел, как она смешивает большую порцию сухого молока боска и два кусочка сахара в чашке. Затем она поставила маленькую круглую металлическую чашку на поднос.
— Почему ты не пьешь? — спросил я.
— Девушка не пьет раньше хозяина.
— Я вижу, что ты не совсем глупая.
— Спасибо, господин, — отозвалась она.
Я отхлебнул черного вина. Тогда она тоже поднесла свою чашку к губам.
— Ты можешь пить, рабыня, — сказал я.
Тогда она, опустив голову, держа маленькую чашку за две крохотные ручки, сделала маленький глоток.
Мы пили черное вино в молчании, прихлебывая его и глядя друг на друга.
Как она была красива, и я владел ею!
— Мне очень нравится принадлежать тебе, господин, — шепнула она.
— Заканчивай с вином, — откликнулся я.
— Да, господин, — сказала она.
Я поставил свою чашку на поднос.
Я рассматривал ее, начиная с ее маленьких ног, лодыжек и икр; ее красивые бедра, ее прелестный живот, ее талию и прекрасные груди, ее плечи, и руки, и ладони, ее белую шею, обмотанную цепью, ее очаровательные губы, ее чувственные и аккуратные черты, ее глубокие, волнующие глаза и прекрасные, здоровые темные волосы, каскадом спускающиеся на плечи, ни разу не стриженные, наверное, с тех пор, как ее привезли на Гор.
Она робко поставила свою чашку на поднос.
— Господин желает меня, — сказала она.
Я отодвинул поднос в сторону, достаточно далеко от мехов. Она присела у дальнего угла большой кровати. Я видел, что она была испугана.
— Ты иногда боишься желаний твоего господина? — спросил я.
— Иногда, — согласилась она. — Твоих глаз.
— Что такого ты видишь в моих глазах?
— Горианское вожделение, — объяснила она, — и я, закованная рабыня, ощущаю себя беспомощным сосудом, в который оно изольется.
Я щелкнул пальцами. Она, хотя и напуганная, должна прийти ко мне в руки.
Я перебросил цепь назад через ее плечо и обнял ее. Она слегка попыталась отпрянуть, испуганная.
— Как ты можешь чувствовать такое желание к той, которая является просто рабыней? — спросила она.
— Как мог кто-то испытывать такое желание, — засмеялся я, — к той, которая не была рабыней?
Она вздрогнула. Было приятно чувствовать, как трепещет она в моих руках.
— Безусловно, — проговорил я, — ты всего лишь безымянная рабыня.
— Господин уже подобрал мне имя?
— Вниз! — приказал я. — На руки и на колени на меха, голова дотрагивается до мехов!
Быстро и испуганно она выполнила приказ. Я шлепнул ее.
