— Ты только что меня оскорбил, — разгневанно сказала монахиня. — Я не стану это терпеть.
— Ответь на мой вопрос, больше от тебя ничего не требуется.
Они спорили еще пятнадцать минут, пока Элла не сдалась.
— Если ты не ошибаешься, то такие действия могут оказаться эффективными. Но если Беккер так умен, как ты думаешь, и способен ясно мыслить, то ему по силам разгадать твою игру. И тогда ты потерпишь сокрушительное поражение.
— Мы должны надавить на него, — сказал Дэвенпорт. — Нам необходимо взять ситуацию под контроль.
— Я уже высказала свое мнение: у вас может получиться. Нужно ограничиться короткой вспышкой, чтобы Беккер не был уверен в том, что видел. Нельзя позволить ему ощутить… материальность видения. Нельзя послать ему фотографию или что-то похожее. Если у него в руках окажется нечто реальное, он сможет сесть, все осмыслить и сказать себе: «Подожди, это настоящее. Как оно могло перейти из моего воображения в жизнь?» И тогда он атакует. Поэтому ты должен использовать образы, и чем более эфемерные, тем лучше. Тебе нужен блуждающий огонек.
— Блуждающий огонек, — повторил полицейский. — И этого будет достаточно?
— Ты же понимаешь, нет никаких гарантий, когда имеешь дело с человеческим разумом, Лукас. Ты и сам это знаешь после прошедшей зимы.
Они обменялись долгими взглядами, затем Лукас встал и направился к двери.
— Что ты намерен делать? — спросила Элла.
— Я собираюсь его подтолкнуть.
— Господи, мне необходима видеозапись, это невыносимо.
Карли Бэнкрофт сидела на пассажирском сиденье «доджа» Друза и работала с профессиональным набором для макияжа. В машине было душно, а они провели здесь уже немало времени. Запах пота пробивался сквозь аромат ее духов; Лукас не сомневался — от него пахнет не лучше.
— Ты сможешь об этом рассказать, — сказал Дэвенпорт. — Получится превосходная история.
— Я не работаю на проклятые газеты. Мне не нужны слова, меня интересуют картинки, — сказала она.
Лукас запретил ей брать с собой оператора. У нее на плече висел «Никон» с объективом диаметром тридцать пять миллиметров, но Карли твердила, что чувствует себя голой.
— Из этого даже не должно было получиться истории…
— Кончай болтать, пока я занимаюсь твоим ртом.
Лукас чувствовал себя ужасно глупо — он сидел, закинув голову назад, а журналистка работала над его лицом. Лукас повернул зеркало, чтобы посмотреть на себя, пока Карли раскрашивала его щеку, стараясь не задеть губы.
— Получилось довольно ярко, — осторожно сказал он, стараясь не двигать губами.
— Все отлично, — возразила Бэнкрофт. — Это не косметический макияж, а сценический. Тебе повезло, что я ходила на курсы. Сиди смирно, нужно укоротить тебе нос.
Она начала с того, что покрыла лицо Лукаса очищающим кремом, а затем почти все стерла бумажной салфеткой. Когда Карли закончила, кожа все равно оставалась жирной.
— Так и должно быть, — сказала она. — Именно на это мы и рассчитываем.
Его волосы стали такими же черными, как у Друза, но она добавила сине-серых тонов на подбородок и под носом, чтобы создать более темный фон. При помощи прозрачной пудры она рассчитывала удержать грим в течение определенного времени.
Дольше всего Карли наносила серию красных и синих тонов, чтобы получить эффект кожи, покрытой шрамами. При помощи косметики она сделала его лицо более круглым — не таким, как у Друза, но это было лучшее из возможного. Вокруг груди Лукас обернул полотенце, чтобы его плечи стали такими же массивными, как у актера. Весь процесс занял двадцать минут.
Теперь им оставалось только ждать.
— Едет, — сказал Слоун сквозь шум помех.
— Дай шляпу, — попросил Дэвенпорт.
Бэнкрофт передала ему фетровую шляпу с загнутыми полями, и он ее надел. Взяв в руки рацию, он нажал на кнопку передачи.
— Где сейчас Беккер?
— Он приближается. Две минуты. Ты готов?
— Да, — ответил Лукас и повернулся к журналистке. — Пересядь назад — вдруг произойдет какая-то неожиданность. Если ты попытаешься выглянуть из-за двери, я оторву тебе голову. И не выставляй свою проклятую камеру.
— Рассказывай мне, что происходит, — попросила она, ловко перелезая на заднее сиденье.
Полицейский успел заметить длинные стройные ноги и голубые глаза.
— Не высовывайся. Больше от тебя ничего не требуется.
— Неужели я не могу взглянуть хотя бы одним глазком?
— Два квартала, — заговорил Слоун. — На светофоре красный.
— Уже желтый, — послышался другой голос. — Скажи мне, когда…
— Зеленый будет гореть недолго, — сказал Дэвенпорт, обращаясь к журналистке. — Пригнись, черт тебя подери!
— Он делает последний поворот, Лукас. Выезжай, — передал Слоун.
Полицейский отъехал от тротуара, поднялся на вершину небольшого холма и покатил вниз, к светофору. Он уже видел, что автомобиль Беккера приближается к перекрестку, показывая левый поворот. Свет переключился на желтый, а потом на красный по команде машины наблюдения.
Лукас остановился на перекрестке и посмотрел через затемненное стекло на Беккера. Они считали, что на таком расстоянии тот не сумеет разглядеть лицо Дэвенпорта, но полной уверенности не было. Лукас Беккера видел. Светофор переключился на желтый.
— Ну, поехали. Не высовывайся, — велел Лукас.
Беккер, все еще показывая левый поворот, выехал на перекресток. Машина наблюдения шла за ним вплотную, чтобы исключить возможность преследования. Лукас медленно двинулся вперед. Поравнявшись с машиной Беккера, он посмотрел налево, в окно. Его воротник был поднят, шляпа надвинута на лоб, лицо оставалось в тени…
Он встретился глазами с Беккером, и голова Доктора Смерть дернулась, как у марионетки. Лукас нажал на газ, быстро проехал перекресток и покатил вверх по склону холма.
— У него заглох двигатель, он не может завести машину, — сообщил Слоун.
— Он меня видел, — сказал Лукас и обернулся к Бэнкрофт. — Ты можешь сесть.
— Проклятье, мне нужна видеозапись, — простонала она. — Дэвенпорт, ты меня убиваешь!
Потрясенный Беккер сидел в машине и плакал. Он попробовал тронуться, перешел на первую передачу, но двигатель вновь заглох. Он сделал новую попытку…
Он даже не помышлял о преследовании. Он прекрасно знал, кого видел.
Беккер просидел в шкафу день и ночь, то погружаясь в дремоту, то просыпаясь. Он потерял счет проглоченным таблеткам, перестал обращать внимание на дозы. Наконец, когда снова рассвело, он почувствовал голод. Портсигар был пуст, и ему пришлось ползком выбраться из убежища. Глаза поджидали его в зеркале. Беккер поднялся на ноги и побрел в ванную. Все тело разрывалось от боли. Он много часов провел в полнейшей неподвижности, и теперь мышцы плохо слушались. Он стоял под душем, вода обжигала, боль выталкивала образы из сознания…
