чувство униженности – таилось где-то намного глубже. И саднило больнее – судя по тому, как при этих словах надломился ее голос… А потом она попросила ее отпустить. Ну не в таких словах, конечно, но суть-то ее фразы была такова.
«Мне необходимо это сделать… Для себя самой… Это очень важно. Пожалуйста, пойми меня».
Что еще ему оставалось! С той секунды, как Остин впервые ее увидел, он не мог ни в чем ей отказать. Он ведь даже засадил ее, прости господи, в «обезьянник» – потому что она этого потребовала!
А потом он вспомнил расхожую мысль о том, что надо уметь отпустить того, кого любишь. И он так и сделал – отпустил ее!
Ему было очень тяжело – он был просто раздавлен, если честно! – но тем не менее сумел это сделать. И Купер отказывался впадать в черную хандру из-за женщины, которая так ясно и однозначно поставила в их отношениях точку.
Причем по телефону.
Так что не было смысла вести себя как последний брюзга и отыгрываться на жителях родного Криденса. Они не виноваты, что он оказался таким болваном и втрюхался без памяти в женщину, которая с самого начала избегала каких-то обязательств. Ну и что с того, что за это время он выписал немыслимое количество штрафов за неправильную парковку и превышение скорости (Клэй, кстати, тоже попал под раздачу и до сих пор на него злился). Что с того, что даже выдал свой первый в жизни штраф за переход улицы в неположенном месте: пусть и неверующему, но во всем прочем – вполне добропорядочному члену криденсовского сообщества. И постоянно жаловался на то, что подростки валяют дурака и шумят возле озера, поскольку школа закрылась на лето.
Но, если не считать всех этих мелочей, держался он великолепно.
Просто красавчик хоть куда!
Сквозь пять стадий принятия горя Остин мчался, можно сказать, с молниеносной скоростью. Первый день он пребывал в неверии. Потом его два дня душила злоба. Затем он несколько дней пытался анализировать, что было бы, если бы он иначе повел себя с Беатрис. Далее его тягостные размышления преобразовались в глухую черную тоску из-за безвозвратной потери того, к чему он мог бы прийти при ином раскладе.
Причем Принцесса в этой его отчаянной покатушке сидела на «месте смертника».
И вот теперь, спустя две недели после звонка Беатрис, он уже вылетел с другого конца этого туннеля. И у него все было неплохо. Весьма даже неплохо. Он был блестящим образцом того, «как перенести разрыв с возлюбленной и продолжать дальше жить».
Прям хоть приз ему давай!
И он не виноват, что в Криденсе вдруг случилась какая-то вспышка беззакония. Он был всего лишь коп, ради всего святого! Блюсти закон было его долгом.
С великим чувством удовлетворения Остин уселся в почти пустом «Лесорубе» на табурет и попросил Такера подать ему «Бад Лайт». Он решил, что выпьет пару бутылочек пива, закусит здешним сырно-чесночным хлебом, который всегда очень любил, да и вернется к себе на ранчо – так что Принцесса не начнет ничего драть, терзаясь его отсутствием, что она обычно делала, когда Остин слишком запаздывал с работы.
Бедная кошка за считаные месяцы потеряла двоих хозяев. Неудивительно, что она такая привязчивая.
– Купер! – прокатилось по бару, стоило ему сделать глоток.
Оглянувшись через плечо, он увидел уже шагающего к нему Арло.
– Шеф?
Тот резко оккупировал соседний с Остином стул.
– Почему, скажи на милость, меня осаждает Боб Дауни, твердя о домогательствах полиции?
Остин вздохнул.
– У него лысая резина. На левом переднем.
– Ну так… выдал бы ему предупреждение. – Арло показал жестами Такеру, что он будет пить то же, что и Остин.
– Это чертово предупреждение я ему давал еще три месяца назад, а колесо до сих пор лысое.
Это был тот самый день, когда Беатрис сверкнула для него в окне голой грудью. Он так надеялся тогда, что однажды будет вспоминать об этом эпизоде с улыбкой, но сейчас ему как будто нож ткнули под ребра.
– Ну, значит… Надо было забрать у него ключи, препроводить к магазину автозапчастей и заставить купить нормальную покрышку. Или поехать самому, купить, привезти и «переобуть». Ведь этот тип, когда заведется, похож на маленькую назойливую муху, кружащую, где плохо пахнет.
Тут все эмоции, сдерживавшиеся Остином на протяжении двух недель, неудержимо хлынули наружу, точно гейзер.
– Ему восемьдесят лет, – резко заговорил он. – И он, проклятье, был когда-то мэром Криденса. Он куда лучше меня знает весь городской устав. И его вовсе не требуется водить везде за ручку, точно малое дитя.
– Да нет, как раз требуется. Это и называется быть копом в небольшом городке. И как раз им-то, этим копом, ты, – ткнул он Остина пальцем в грудь, – и хотел стать. Когда я общался с тобой на собеседовании, ты заявил, что хочешь охранять общественный порядок в маленьком городском поселении. Так вот, именно этим мы и занимаемся. – Арло с раздражением припал надолго к пиву, после чего указал на отдельную кабинку: – Давай-ка дуй туда. – Он соскользул с табурета и тоном, не терпящим возражений, скомандовал: – Живо!
Вздохнув, Остин допил остатки пива и жестом попросил Такера подать вторую бутылку.
– Прямо туда и принесу, – ответил тот.
– А можно еще порцию чесночно-сырного хлеба?
Такер хохотнул.
– Мне нравится твой оптимизм! Надеешься на какой-то аппетит после того, как Арло с тобою закончит.
Не обращая внимания на шуточки Такера, Остин неохотно слез с табурета и поплелся в кабинку, где Арло уже рассаживался как у себя дома. Купер скользнул на сиденье напротив и не успел даже что-либо сказать, как рядом появились Вайнона и Клэй. Вайнона опустилась рядом с ним, а брат сел рядом с Арло.
Остин в недоумении поглядел на обоих новоприбывших:
– Что это вы тут затеяли?
– Это психологическая интервенция, – объявил Такер, который тоже присоединился к компании, принеся Остину пиво и усевшись рядом с Вайноной.
– Интервенция? – не понял Остин.
– Да-да! – зыркнул на него брат. – Она самая, придурок.
– Психологическое вмешательство друзей, – куда деликатнее пояснила Вайнона. – Насчет тебя и Би.
– О блин! Нет! – замотал головой Остин. Он бы лучше все четыре колеса «переобул» у Боба Дауни! – Исключено.
– Еще как не исключено! – стал наседать Клэй. – Ты достал уже тут всех вокруг! Мать из-за тебя места не находит.
– Со мной все хорошо. – Остин еле удержался, чтобы не стукнуть бутылкой по столу.
Повисла пауза. Четыре пары глаз, полные одновременно досадой и жалостью, пригвоздили его в угол кабинки.
– Давай ты первая, – быстро глянув на Вайнону, предложил
