Они поставили на дороге две полицейские машины так, чтобы между ними могла проехать только одна машина. Ревели клаксоны, французы ругались на чем свет стоит.
Мы потеряли пятнадцать минут, дожидаясь своей очереди. Наконец подъехали к заграждению. При свете фонарей было видно, что полицейские здесь повсюду. Некоторые стояли, облокотившись на машины, другие подпирали стены домов, что-то выжидательно высматривал. У всех в руках были дубинки.
К нам подошел молодой полицейский лет двадцати с небольшим. Не знаю, о чем он подумал, увидев такую пару в машине, но на его лице ничего не отразилось.
Мисс Стайн опустила стекло, содрала усы и помахала ими у него перед носом.
— Bonsoir, monsieur![79]— жизнерадостно произнесла она.
Он пробубнил что-то по-французски, мисс Стайн повернулась ко мне и сказала:
— Ваш паспорт.
Я отдал ей паспорт, и она передала его вместе со своим полицейскому. На его вопросы она отвечала по-французски, и я слышал, как она произнесла Chartres и затем имена De Saintes и LaGrande.
Пока она говорила, полицейский изучал паспорта. Фальшивая печать в моем паспорте указывала, что я приехал во Францию две недели назад.
Полицейский наклонился, чтобы заглянуть в машину, и тут ко мне обратилась мисс Стайн:
— Скажите что-нибудь эдакое, по-пиратски.
И улыбайтесь.
— Йо-хо-хо! — рявкнул я и улыбнулся полицейскому.
Парень, приглядевшись ко мне, тоже улыбнулся. Он отдал наши паспорта мисс Стайн, коснулся пальцами полей своей шляпы, выпрямился и махнул рукой, разрешая нам следовать дальше.
Мисс Стайн передала мне паспорта и проехала мимо двух полицейских машин. Она повернулась ко мне и улыбнулась.
— Кажется, мы преуспели.
— Ага.
Она положила усы на приборную доску и потерла над верхней губой.
— Не понимаю, как только мужчины могут носить эти глупые штуки. Ужас как чешется!
Всю дорогу от Парижа до Шартра мисс Стайн рассказывала мне о себе и о своем месте в английской литературе. В нескольких словах все сводилось к следующему: был Шекспир и есть мисс Стайн. И она объяснила, почему случилось именно так.
Когда до Шартра оставалось еще километров двадцать — двадцать пять, пошел дождь. Только что дорога был четко видна в свете фар — бледно-желтая полоска между темными стенами леса, — а в следующее мгновение за лобовым стеклом проглядывала только серая муть.
Мисс Стайн сбавила скорость и сгорбилась за рулем, уставившись вперед прищуренными глазами из-под полей шляпы. До этого мы ехали со скоростью шестьдесят километров в час, а теперь делали от силы тридцать. Я взглянул на часы. Без четверти девять.
Через несколько секунд мисс Стайн заговорила, на этот раз не сводя глаз с дороги:
— Бомон.
— Да?
— Вы хорошо водите машину?
— Да.
— Нет, вы действительно очень хорошо водите машину? Я это имею в виду. Можете гнать «Годину» быстрее, чем я? Несмотря на этот мерзкий, противный, отвратительный дождь? Можете это сделать, не угробив ее? Или, уж если на то пошло, не угробив нас?
— Да, — сказал я.
Она кивнула, все еще пытаясь рассмотреть дорогу.
— Тогда, думаю, нужно, — сказала она, сбросила скорость и остановила машину у обочины.
— Я обойду машину, — предложил я. — А вы просто подвиньтесь на мое место.
Я распахнул дверцу и выскочил. Холодный дождь бил мне в лицо, пока я обегал машину спереди. Водительская дверь была открыта, я схватился за нее, прыгнул в машину и захлопнул за собой дверь. Мисс Стайн усаживалась на пассажирском сиденье.
Я отпустил ручной тормоз, поставил первую передачу и вдавил педаль газа в пол. Колеса закрутились, зад машины слегка занесло, потом она рванула вперед. Мисс Стайн ахнула. Я взглянул на нее. Она положила руку на грудь, глаза расширились.
— Все будет в порядке, — заверил ее я.
— Да, — сказала она, — да, надеюсь.
Тыльной стороной ладони я стер с лица капли дождя.
— Вот, возьмите, — сказала мисс Стайн.
Я посмотрел на нее, увидел у нее в руке носовой платок. Взял его. И утер лицо и глаза.
— Спасибо, — сказал я.
— Пожалуйста, — отозвалась она. Наклонилась вперед и повернула какую-то рукоятку. Через несколько секунд салон машины наполнился теплым воздухом.
Мы лихо повернули, нас занесло, но я вовремя сбросил газ, и машина выровнялась. Я снова нажал на газ.
— Ох! — вздохнула мисс Стайн. И закрыла глаза. После этого она все больше молчала.
Мне приходилось сбрасывать скорость, когда мы проезжали деревни и города — Мэнтенон, Мевуазен, Сен-Пья, Жуй, Сен-Пре, Лев, Мэнвилье, но, как только дорога снова становилась свободной, я гнал изо всех сил. Что мешало мне ехать еще быстрее, так это скорость дворников. Они еле шевелились, и стоило мне разогнаться до шестидесяти километров в час и больше, как я уже не видел дорогу. Впрочем, раза два я все же рискнул, хотя понимал, что часто этого делать не следует.
Мисс Стайн напряженно сидела рядом, сжав руки на коленях. Она молчала, только иногда резко вдыхала воздух, особенно на поворотах. Я догадывался, что она снова закрыла глаза.
И вот впереди показался Шартр. Я уже различал городские огни.
— Мисс Стайн, — сказал я.
— Да? — ответил мне тоненький голос.
— Теперь мне нужна ваша помощь.
Огромный дом графа стоял недалеко от собора. В высоту он занимал три или четыре этажа, а в ширину — почти весь квартал. Это было старое здание: под белой штукатуркой стен местами проглядывали толстые коричневые балки.
Узкая булыжная мостовая перед домом была заставлена машинами. Мне удалось пристроить «Форд» только в двух кварталах от дома.
— Давайте ваш зонт, — предложил я госпоже Стайн. Она передала его мне.
— И не забудьте вот это, — сказала она, протягивая мне кухонный нож.
Я вышел из машины и, пока открывал зонтик, снова промок. Сунув нож за пояс, я обошел машину, чтобы помочь мисс Стайн выйти. Пока она выбиралась из машины, зонтик я держал над ней. Она оправила пиджак, и при свете фонаря я разглядел, что она снова приклеила усы.
Я достал часы и взглянул на время. Десять минут десятого.
Мы быстро направились к дому графа, вернее, так быстро, как только могла передвигаться мисс Стайн. Дождь все еще лил как из ведра, но зонтик оказался большим и прикрывал нас обоих.
Слуга, открывший нам дверь дома, выглядел так, будто только что спрыгнул со свадебного торта. На нем был напудренный парик, стянутый сзади в хвостик, длинный, расшитый золотом камзол, белая рубашка с массой оборок, белый жилет, плотные белые панталоны, плотные белые носки и небольшие изящные, расшитые золотом туфли. Но самого его ни изящным, ни небольшим назвать было нельзя. Он был с меня ростом и под всеми этими рюшечками выглядел вполне здоровым — способным справиться с любым незваным гостем, даже не замочив этих своих рюшечек.
