— Сомневаюсь, — возразил Иеремия, — но не так-то просто отказаться от прежних представлений и принять новые, особенно когда при этом рушится все здание теории.
— А есть новые теории? — с интересом спросила Аморе.
— Теория, которую я имею в виду, не так уж и нова, — ответил Иеремия. — Врач и физик Джироламо Фракасторо уже более ста лет назад считал причиной возникновения и распространения заразных болезней «семена заражения», которые размножаются самостоятельно и передаются от одного человека к другому. Один из моих братьев по ордену, ученый Анастасий Кирхер, с которым я веду оживленную переписку, заходит еще дальше. Во время последней вспышки чумы в Риме он исследовал под микроскопом кровь больных и обнаружил при этом vermiculi pestis.
— Чумных червячков?
- Да, мельчайших животных, которые, как он предполагает, размножаются в человеческом организме и вызывают чуму. Так сказать, contagium vivum[6].
— Ужасное предположение.
— Если бы только это, — мрачно добавил Иеремия. — Если теория верна, то лечение, базирующееся на учении о четырех соках, полностью обессмысливается. Кровопускание или рвотные средства не окажут никакого воздействия на процесс размножения крошечных паразитов. Как с ними справиться? Убить ядом? Но тогда будет отравлен сам пациент! Ах, как я беспомощен! — воскликнул Иеремия.
Аморе задумчиво смотрела в его узкое усталое лицо. Затем неожиданно, без всякого перехода, спросила:
— Зачем вы послали мастера Риджуэя в Уэльс? Я прекрасно помню, как вы говорили, что судья Трелоней уже поручил кому-то расследование. Вы хотели выслать его из города, желая уберечь от чумы, ведь так?
Иезуит ответил на требовательный взгляд, протянув к ней руки:
— Признаю, я очень беспокоился за Алена. Убийца пытался заразить его чумой. К сожалению, эпидемия позволяет ему действовать незаметно. Я должен был как-то вывести его из-под удара.
— Но разве убийца не попытается еще и еще раз, когда мастер Риджуэй вернется? Откуда вы знаете, что чума к тому времени стихнет? — спросила Аморе. — Уэльс ведь недалеко, а эпидемия может затянуться на долгие месяцы.
Иеремия лукаво посмотрел на нее:
— Я тоже этого боюсь. Поэтому передал с Аленом запечатанное письмо моему брату Джону. В нем я изложил ситуацию и просил его задержать Алена в нашем имении под любым предлогом. Мой брат весьма находчив. Ему наверняка придет в голову какой-нибудь трюк, который не вызовет у Алена подозрений.
Аморе была потрясена, но быстро нашлась:
— Вы хотите еще раз попытаться навязать Богу свою волю, патер?
— Может быть. Но я должен был хотя бы попытаться спасти Алена, — возразил Иеремия без всяких следов раскаяния.
«Здесь, в Лондоне, он бы точно погиб, — прибавил он про себя. — Цирюльник или врач, который не выехал из города и не отказывается лечить больных, вряд ли может надеяться выжить». Но вслух он ничего не сказал. В этом, однако, не было необходимости. На лицо Аморе легла тень.
— А вы, патер? Вы ведь тоже рискуете, оставаясь в городе. Король дал мне разрешение взять вас с собой в Хэмптон-Корт. Прошу вас, поедемте!
Глаза Иеремии выражали признательность за ее заботу, но вместе с тем и категорический отказ.
— Миледи, я весьма благодарен вам за любезное предложение, — мягко возразил он, — но не смогу поехать с вами.
— Почему?
— Как же я оставлю отчаявшихся людей, которые зависят от меня? Я приношу им милостыню и утешение. Кроме того, уехав из Лондона, я нарушу прямой приказ моего начальника.
— Я поговорю с ним. Он снимет с вас эти обязанности.
Иеремия ответил несколько раздраженно:
— Не сомневаюсь, с вас станется. Но я этого не хочу. Никогда себе не прощу, если оставлю несчастных.
— Патер, вы рискуете своей жизнью!
— Речь идет не о моей жизни, мадам, речь идет о том, чтобы делать то, что нужно.
— Кому это нужно — бездумно отказываться от жизни?
— Иногда жизнь и смерть так сближаются, что могут меняться местами в течение одного дня. Я принял решение и не изменю его. Пожалуйста, примите это, миледи.
Глава сорок четвертая
В третью неделю июня число умерших от чумы достигло ста шестидесяти восьми, в следующую неделю в Лондоне умерло уже двести шестьдесят семь человек. Лорд-мэр и городской совет издали строгие предписания, призванные приостановить дальнейшее распространение эпидемии. В начале июня были закрыты все театры. Дома, где обнаруживались больные чумой, отныне запирали на месячный карантин вместе со всеми домочадцами, помечали крестом, и приставляли сторожа, призванного следить за тем, чтобы никто не выходил из помещения. Запрещалось провожать тело умершего на кладбище, закрыты были игорные дома, прекращены все увеселения, травля медведей. Любое скопление людей считалось опасным, так как больные могли заразить здоровых. Умерших от чумы разрешалось хоронить только ночью.
Иеремия целыми сутками находился на ногах. Вместе с двумя священниками он навещал больных в их домах. Соседние приходы установили посты и не пропускали жителей Сент-Джайлса. Принятая слишком поздно мера оказалась бесполезной, но Иеремии теперь иногда было трудно вернуться на Патерностер-роу. Частенько ему приходилось пробираться мимо постов тайком или дожидаться, пока стражи потеряют бдительность, заснут или отойдут перекусить. Но в доме Алена он проводил совсем немного времени, только проверял, все ли в порядке, ибо знал, что его присутствие там крайне нежелательно. Когда Иеремия после разговора с Аморе зашел на кухню, Джон и Тим тут же вскочили и побежали в операционную, изображая бурную деятельность. Осталась одна мистрис Брустер. Она поздоровалась с ним и тут же отрезала ему кусок хлеба. Готовя чай, она попыталась завязать разговор.
— До сих пор в Сити было только четырнадцать случаев. Но в Сент-Джайлсе уже несколько сотен — так по крайней мере пишут в сводках. — В эти дни только и было разговоров, что о чуме. Экономка ломала голову, о чем еще можно поговорить, как вдруг в ее голове мелькнуло смутное воспоминание. Не раздумывая она спросила: — А мистер Мак-Матуна вернется вместе с мастером Риджуэем?
Иеремия, жуя хлеб, недоуменно посмотрел на нее.
— Мастер Риджуэй отправился в Уэльс. Разве вам это не известно, мистрис Брустер?
— О да, конечно, — живо подхватила она, — я только подумала, что мистер Мак-Матуна тоже поехал в Уэльс навестить свою семью.
Все еще недоумевая, но испытывая легкую тревогу, Иеремия поднял брови:
— Но мистер Мак-Матуна ирландец. Откуда вы взяли, что его семья живет в Уэльсе?
— Его отец ирландец, и сам он вырос в Ирландии, но его мать, насколько я припоминаю, валлийка. Да, кажется, она родом из местечка под названием Макин... Махин... что-то в этом роде. Мне никогда не давались эти валлийские названия.
