Книга Между двух огней - Кристофер Бьюлман

— Именно так. Его аромат бросается на нас, поражает и оставляет неуверенными в том, как к нему относиться. Столько силы в чем-то таком крошечном. Цветы апельсина обладают такой же силой; я имел удовольствие нюхать цветы, привезенные из Неаполя, когда королева Джованна была здесь; но они просто радуют глаз, тогда как пижма вызывает недоумение. Ты, кажется, озадачен, юный Роберт. По какому поводу ты хотел меня видеть?

В саду, высокие стены которого, к счастью, защищали его от ветра, хлещущего по аллеям Авиньона и ослепляющего горожан песком, было прохладно.

Вдалеке, в более унылой части папских садов, где выращивались продукты питания, женщины собирали лук и репу, которые отправляли в пиньотту86, где папа проявлял свое великодушие, раздавая еду авиньонским беднякам. Довольно простая задача, теперь, когда чума так сильно проредила их ряды; она безжалостно свирепствовала в бедных кварталах, в результате чего на некоторых улицах совсем не осталось живых.

Раздался рев льва.

Второй лев, сидевший в клетке по соседству с первым, недовольно расхаживал взад-вперед, а затем свернулся калачиком в задней части своего вольера. Кардинал хотел спросить, откуда взялся новый; он был крупнее Мизерикорда, добродушного самца, которого папа получил от короля Богемии перед смертью Иоанна Слепого в Креси, и Мизерикорду не нравился сосед. У нового льва было слишком много черного в гриве, а глаза были посажены слишком широко — этого можно было бы и не заметить, если бы рядом с ним не было другого великолепного льва, хотя Мизерикорд явно не хотел находиться рядом с новым; он забился в самый дальний угол своей клетки.

Роберт взглянул на кардинала Кириака, который вежливо ждал вне пределов слышимости, наблюдая за белоснежным павлином, раскинувшим свои перья почти по его обутой в туфлю ноге. Кардиналу не нравилась близость между великим человеком и тем, кто когда-то следил за свечами папы, и не в последнюю очередь потому, что он опасался, что мальчик (уже не мальчик, но по-мальчишески крепок телом и энергией) попросит, чтобы его забрали из дома кардинала. Кардинал знал, что в последнее время был не слишком щедр к своему наложнику, но не мог переломить себя; интеллектуально мальчик был кем-то вроде собаки, которая так сильно боится, что ее лягнут, что это казалось обязательным.

— Ваше Святейшество, мне приснился сон, который меня встревожил. Возможно, я не должен позволять таким вещам нарушать мой покой.

Рука папы проплыла перед глазами Роберта, которые были устремлены куда-то влево от ног Святого отца; он грациозно поднял ее, привлекая внимание молодого человека, пока тот не обнаружил, что смотрит в глаза папы, синие, цвета океана. Это был жест, знакомый ему еще с тех времен, когда еще прислуживал ему; этот папа не настаивал на подобающем уважении, как другие влиятельные люди.

Он хотел, чтобы люди смотрели ему в глаза, которые были мощным инструментом убеждения, доброжелательности или, реже, осуждения.

— Сны — это иногда глупость, а иногда реальность. Если бы мы могли выбирать между этими двумя, нам не понадобились бы наши Иосифы87 и Дэниэлы88, так?

Роберт покачал головой.

Холодный ветерок колыхал за спиной Климента ухоженный куст с какими-то изысканными бело-голубыми цветами. Он ждал, что ему расскажут о сне.

И Роберт рассказал.

Он умолчал только о том, что проснулся в одежде с мокрыми от росы чулками. Росы на виноградниках.

Папа слегка наклонил голову, на его губах и в глазах появилась отеческая улыбка.

— Ты уверен, что это был сон, Роберт?

— А что еще это могло быть, Папа?

Что-то пощекотало его руку, и, подняв ее, он увидел муху с блестящим золотым тельцем, которая потирала свои передние лапки. Она снова улетела, как будто ее там никогда и не было. В нос ему снова ударил запах пижмы.

— Мне неприятно произносить это слово, — сказал Святой отец, — но, думаю, ты можешь догадаться.

Колдовство.

Слово возникло и исчезло так же быстро, как и муха.

Глаза папы слегка блеснули, словно в подтверждение.

— Ни для кого не секрет, что мы действуем сообща, чтобы противостоять власти Высокомерного в этом мире. Так ли маловероятно, что Он попытается помешать нашему предприятию? И так ли маловероятно, что Он попытается очернить наше доброе имя Своим колдовством? Девочка из твоего сна, вероятно, продемонстрировала тебе свои собственные злодейства, чтобы сбить тебя с толку.

— Вы думаете, они хотят причинить вам вред, Папа?

— Это послужило бы целям Жестокого; я обращаю против Него могущественные силы. Несомненно, Он трепещет при мысли о том, что мы можем отнять у Него город Христа и Давида. Несомненно, Он боится испытаний, которые Ему предстоят, когда мы удалим от себя Его агентов, евреев.

— Я верю, — сказал Роберт, кивая, — я верю, что маленькая девочка из сна притворяется пажом Кретьена де Наварры, графа д'Эвре.

В глазах папы что-то промелькнуло.

Более пожилой мужчина подошел ближе.

Роберт наблюдал, как снова поднялась белая шелковая перчатка, как слабое солнце блеснуло в сапфирах колец папы, когда он положил руку на плечо своего бывшего прислужника. Он снова был поражен величием этого человека, одетого в мантию цвета баклажана, с белоснежным дзуккетто89 на голове; он чувствовал тепло этого человека даже сквозь шелковую перчатку, даже сквозь свое собственное облачение. Его отец казался ему могущественным, но он поднимал руки на Матье и Роберта только для того, чтобы ударить их или убрать со своего пути.

Ему хотелось плакать от того, насколько глубоко папа принял его чувства.

— Ты проницательный и смелый. И ты преданный, Роберт. Мы благодарны тебе, — сказал папа, и морщинки вокруг его глаз стали глубже. — И у тебя будет гораздо больше этого.

От волнения и радости у Роберта перехватило дыхание.

— Кардинал Кириак, — сказал папа, подзывая к себе фигуру в красном одеянии. — Нам доставляет удовольствие возвысить этого верного слугу, хотя мы еще не определили, на какую должность; будьте для него как отец, и знайте, что мы вернем ему всю вашу доброту в десятикратном размере.

Попрощавшись, кардинал и молодой человек вышли из сада и прошли мимо клеток папского зоопарка.

Мы вернем ему всю вашу доброту в десятикратном размере

Кардинал шевелил губами, беззвучно повторяя слова Папы, пытаясь вникнуть в их истинный смысл. Он перевел взгляд со своего самодовольного наложника, выражение лица которого было не настолько смелым, чтобы его можно было назвать улыбкой, на вольеры с бестиарием Святого отца. Что-то было не так со львами. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что именно.

Теперь они оба были в одной клетке.

Новый, с черной гривой, добродушно сидел на задних лапах, в то время как Мизерикорд с несчастным видом съежился в своем углу, и