борт, на яхте прозвучал как минимум один выстрел. Как минимум.
– А если их нет в акватории? – спросил я. – Можно понадеяться на портовую службу безопасности?
– Ни портовую службу, ни транспортную милицию во внимание не принимать не будем, – ответил Поляков. – Они по приказу Сиченя пропустят к причалу любое судно, даже баржу с радиоактивными отходами! Надеемся только на себя. Ты, Вацура! – Поляков ткнул мне в грудь пальцем и пытливо посмотрел мне в глаза. – Останешься с нами или вернешься в свое детективное агентство?
Слова «детективное агентство» он произнес с нарочитым пренебрежением.
– С вами, – без обиняков ответил я. – Мне теперь с вами по пути. И на скамью подсудимых, и, не дай Бог, на тот свет.
– Правильно мыслишь, – делово похвалил Поляков и похлопал меня по плечу. – Тебе давно надо было у нас работать, а не дурью маяться в каком-то частном агентстве.
– У вас – это там, где зарплаты на одежду не хватает? – уточнил я.
– А что, ты много получаешь? – спросил Пацан.
– В последнее время, в основном, только по морде, – признался я, ощупывая подпухшую скулу. – Но случается, что и деньжата перепадают.
– Значит, за деньги работаешь, стяжатель? – с презрением проворчал Пацан. – А мы за идею, за любовь к родине… То-то мне твоя рожа сразу не понравилась.
– А как мне твоя не понравилась, если бы ты знал!
– Опять сцепились, петухи! – прикрикнул Поляков и замахнулся на нас. – Прекратить все разговоры! Собрались, включили мозги, ребятки! Скоро будет темнеть! Времени – в обрез! Вацура, яхта стоит у берега? Вплавь можно добраться? Тогда вези нас туда, а план захвата обсудим по дороге.
Тут я позволил себе не подчиниться приказу. Как раз в это время мы поднялись на шоссе, и надо было ловить попутку. Пацан и Поляков встали по обе стороны от меня, с настороженностью глядя на мой озабоченный вид: я словно забыл, в какую сторону надо ехать.
– В списке моих неотложных дел яхта стоит на втором месте, – сказал я, с полным основанием понимая, что за эти слова могу схлопотать по физиономии.
Поляков вскинул одну бровь и принялся подкручивать кончик уса.
– Ты хоть понимаешь, что сказал? – угрожающе спросил он.
А Пацан так широко раскрыл глаза, что я испугался, как бы белки не вывалились из своих глазниц, и поднес скрюченные руки, похожие на крабов, к моему лицу.
– Да я из тебя сейчас средиземноморского тушканчика сделаю! – завопил он.
Мне было очень интересно узнать, как это невзрачное рыжее существо, голова которого едва достигало моего плеча, будет делать из меня тушканчика. Но время, в самом деле, поджимало. Я отстранил Пацана, чтобы он не мешал мне разговаривать с командиром.
– Вацура, на набережной готовится теракт! – сказал Поляков, разделяя слова смысловыми паузами. Но это было лишнее. Я прекрасно понимал, что может произойти сегодня вечером. Но ничто не могло удержать меня от желания вызволить Ирину сейчас и немедленно.
– А вы представьте себе, что за решеткой сидит ваша жена, – ответил я.
– А у меня нет жены!
– Вы напрасно со мной спорите, – твердо стоял я на своем. – Где находится яхта, я, конечно, скажу. Но больше ничем не смогу вам помочь, если вы не поможете мне.
– Мне сразу этот тип не понравился, – пробормотал Пацан, сморщивая усыпанный веснушками нос.
– Хорошо! – процедил Поляков. – Я поеду с тобой в управление и попробую вытащить твою девушку. А ты, – он взглянул на Пацана, – будешь следить за яхтой с берега и ждать нас. Глаз с нее не спускать!
Пацан угрюмо кивнул. Он был недоволен тем, что вышло так, как я хотел. Сели мы в одну машину, так как и яхта, и город находились в одной стороне.
Глава тридцать четвертая. Вечная должница
Пока ехали, я рассказал Полякову о том, что мне довелось увидеть на пожаре. Он слушал молча, ничем своего отношения не выказывал, лишь щелкал суставами пальцев, терзая кулаки. Рассчитывая на равноценный обмен информацией, я спросил Полякова об Игнате. Оказалось, что молодым человеком по имени Игнат органы не интересовались, зато уже несколько лет отрабатывается некий Любомир Болица, игравший заметную роль в ультранационалистическом движении. До недавнего времени он возглавлял подпольную организацию фашиствующей молодежи в одном из городов, которая громила культурные центры, музеи и памятники. Несколько раз Любчика привлекали к суду за антигосударственную деятельность и разжигание националистической вражды, но всякий раз его оправдывали за отсутствием состава преступления… Потом этот человек пропал, и несколько лет о нем ничего не было слышно. Возможно, он нашел прибежище в США. Не исключено, что он сделал пластическую операцию и приехал на Побережье, чтобы принять участие в смене власти.
Я не стал спрашивать, уверен ли Поляков, что Игнат – это и есть тот самый Любомир Болица. В ближайшее время все должно было проясниться. Дорога змейкой побежала в горы, и скоро машина окунулась в сырой туман. Водитель включил фары и вентиляцию в салоне, чтобы не запотевали окна. Погода портилась намного быстрей, чем можно было предположить. Сильный ветер тянул с моря темно-серые тучи, закрывал ими взволнованные волны. Пацан, сидящий рядом с водителем, все чаще оборачивался и взглядом спрашивал меня, уверен ли я, что в такой мгле смогу найти яхту? Меня тоже терзали сомнения, но я находил доводы и успокаивал себя. Во-первых, раненый Игнат не сможет самостоятельно снять яхту с якоря. Во-вторых, он не справится с нею в шторм. И врач, если он еще на яхте, не станет ему помогать бесплатно. Лишь бы на помощь Игнату не прибыли шавки Дзюбы.
Когда под нами проступила из тумана лысая горка со старым, давно не работающим маяком, я попросил водителя остановиться. Мы все вышли из машины. Ветер едва ли не валил с ног. Дождь жестко хлестал по лицу. Стоя на обочине, мы смотрели, как внизу клокочет серая масса тумана, как обволакивает холмы и скалы, стекает по водостокам к морю, заполняя собой бухты и затоки.
– Яхта там! – сказал я.
Пацан смахнул ладонью капельку, которая висела у него на реснице, и как-то странно посмотрел на меня,
