подлетел гонец.
— Лорд Утер просит вас немедленно подъехать к нему на поле, — произнес юноша срывающимся от волнения голосом.
— Хорошо, — отвечал Аврелий. — Что-нибудь еще?
— Держите середину, — произнес гонец, передавая слова военачальника.
— Держать середину? И все?
Гонец кивнул, развернул коня и поскакал обратно.
Аврелий дал Горласу знак следовать, и мы понеслись с холма к реке. Сперва мы не понимали, что затеял наш предводитель, — быть может, не понял и Хенгист! Однако, как только мы оказались за спиной Утера, весь передовой строй, все конные развернулись и быстро поскакали вверх по течению, оставив на берегу пеших. Мы заняли то место, которое оголил Утер, и стали ждать.
Хенгист ответил на этот маневр звуком саксонского боевого рога, от которого кровь леденеет в жилах. Шум на берегу реки стоял оглушительный.
Пикты приплясывали от нетерпения и пускали стрелы; юты и фризы ударяли копьями в обтянутые кожей щиты; скотты, голые, размалеванные соком вайды, в шипастых венцах из собственных, вымазанных известью волос, орали оглушительные боевые песни, а тем временем саксонские берсерки завывали и хлопали друг друга так, что кожа их краснела и переставала чувствовать боль. Повсюду, куда ни глянь, пританцовывающие варвары орут и скалят зубы, прыгают с берега в воду и обратно и беспрерывно, беспрестанно выкрикивают оскорбления.
Среди воинов Верховного короля некоторые впервые видели саксов. Они были не готовы к гнусному зрелищу, к жутким звукам, бьющим в самый мозг. Варвары пытались испугать противника, и им это удалось сполна. Если б не уверенное спокойствие ветеранов, думаю, многие новички обратились бы в бегство еще до атаки. А так мы стояли, преисполненные нетерпения и страха.
Плохо, когда перед боем приходится ждать: сомнения отыскивают брешь в самой крепкой решимости, и мужество постепенно уходит. Однако ничего не поделать — Утеру нужно время, чтобы занять новую позицию. И мы ждали.
Конница Утера исчезла в леске у реки. Хенгист заметил маневр и отрядил часть войска выше по течению, чтобы дать отпор коннице. Так мы и стояли, лицом к лицу с врагом, и никто не хотел первым войти в воду.
Внезапно я задумался над тем, где же Утер пересечет реку. Другого брода поблизости не было. Я нагнулся к Аврелию, но не успел ничего спросить, как с противоположного берега донеслись вопли.
— Они наступают! — крикнул Аврелий. — Силы небесные, помогите!
Хенгист успел оценить положение, решил, что отсутствие Утера искупает для него трудности боя в воде, и подал сигнал к атаке.
Враги неслись потоком. При виде катящейся громады наши передовые ряды непроизвольно попятились.
— Стоять! — крикнул Аврелий своим военачальникам; его приказ повторили по рядам.
Тех, кто первым выбежал на мелководье, встретил ответный натиск наших войск. Таким огромным было желание не дать саксам пройти, что атака захлебнулась и наступающие отпрянули назад. Враги вопили от ярости.
И закипела битва. Ненависть, скопившаяся за долгое лето, вспыхнула жарким пламенем. Стоя по пояс в воде, воины рубились топорами и мечами. Весь мир наполнился грохотом стали о сталь. Нене бурлила вокруг ратников, в медленную темную струю вплелась алая.
Лишь решимость удерживала наше немногочисленное войско от разгрома. Решимость, да еще кони, которых боялись варвары, — и не зря, поскольку хороший боевой конь, наделенный не менее смертоносным оружием, стоит наездника.
Однако мало-помалу начало сказываться численное превосходство противника. Когда выдохся первый порыв, Хенгист сумел обойти нас с флангов, и Аврелий вынужден был, ослабив центр, перебросить туда часть людей, чтобы не оказаться в кольце.
— Утер или подоспеет сейчас, или будет нас хоронить, — мрачно промолвил Верховный король, вынимая из ножен меч. — Без конницы мы центр долго не удержим.
Я уже вынул меч, но сейчас опустил его и сказал:
— Мой король, победа наша! Вырвем ее у язычника и покажем ему, что такое бритты во гневе.
Аврелий улыбнулся.
— Верю, ты говоришь искренне, Мерлин.
— Лишь глупец шутит на поле битвы.
— Что ж, попробуем. — И Аврелий, пришпорив коня, устремился в бой.
Как я уже говорил, центр наш поредел и мог не сдержать вражеского натиска. Сюда и помчался Аврелий, не думая о собственной безопасности.
Утер был бы вне себя; он всячески ограждал брата, стараясь по возможности держать его дальше от боя. Объяснял он это так: «Я выиграл столько сражений, чтоб сделать его Верховным королем! Не хватало мне теперь, чтоб он сунул башку под вражеский меч».
У Аврелия не было чувства опасности. Он не умел взвешивать риск и потому совершал поступки, которые в одних обстоятельствах могут быть сочтены доблестными, в других — опрометчивыми. Утер оберегал брата, потому что знал это его свойство.
Однако сейчас Утера рядом не было, и Аврелий, видя слабое место, поспешил закрыть его своей грудью. Я никогда не видел, чтобы человек был так беспечен в бою. Любо было смотреть, как он бьется. И страшно.
Страшно, потому что мне выпало его беречь, а эта задача оказалась не из простых. Аврелий рисковал за двоих, а я еле-еле поспевал за ним. За себя я не боялся; такая мысль даже не приходила мне в голову. А вот за Аврелия переживал, потому что Утер говорил правду: мы немало претерпели, чтобы возвести его на верховный престол. Я решил, что не дам ему понапрасну сложить голову — пусть даже геройски!
Мы бились плечом к плечу, мой король и я. Словно близнецы, сросшиеся от рождения, мы разом наносили удары. Враги падали перед нами, а наши соратники, видя, как король врубается в гущу сечи, приободрялись и удваивали усилия. Однако, несмотря ни на что, враг по-прежнему теснил нас.
С каждым новым натиском мы отступали. Словно морской вал на берег, враги накатывали на нас, камень за камнем, песчинка за песчинкой увлекая нас в бушующий водоворот. Каждая новая волна отдавалась в моих костях. И я ждал, когда же войду в то странное зачарованное состояние, в котором привык биться.
Однако этого не происходило.
Я сообразил, что не приходил в боевое исступление со времени Годдеу. Мне пока не случилось показать себя в битвах на стороне Аврелия. По правде сказать, до сего дня я ни разу не обнажил меч — не было нужды.
Однако сейчас сражаться пришлось, и я сражался, как все, с тоской вспоминая свой старый меч, о который другие клинки разбивались, словно стекляшки. Великий меч Аваллаха, подаренный мне Харитой давным-давно. Что сталось с ним?
Неужто и он, как многое
