Ордалия землей была последним испытанием. Сегодня решится, выживет Кива или умрет, выйдет ли на свободу или ее казнят. То же самое касалось и Тильды, ведь ее жизнь – и смерть – были связаны воедино с судьбой Кивы.
Восемь дней Кива размышляла, с чем ей предстоит столкнуться и чем это может окончиться, полностью отдавая себе отчет в том, что, возможно, последние свои часы она проводит в темной вонючей камере.
Но терзало Киву не только это. Ее разумом овладели мысли о яде, Руке и Джарене. Особенно о Джарене. Со временем Кива сумела принять тот факт, что со смотрителем и его гнусными деяниями она ничего не может поделать – оставалось только верить, что Наари все уладит, как и обещала. Приходилось верить и в то, что Рук, как и предписано законом, отпустит Киву, переживи она последнюю Ордалию, особенно теперь, когда ей столько всего было известно. Рук убил ее отца и сотни невиновных, что сейчас, что девять лет назад. Кива твердо была убеждена: он заплатит за свои преступления, пусть даже сейчас это было не в ее власти.
Но Джарен…
Кива до сих пор не могла смириться с тем, кто он на самом деле, с тем, что он ей врал. И с тем… что он ее спас.
Сколько бы времени она ни провела в той темнице, сколько бы она все это ни обдумывала, Кива так и не смогла разобраться в собственных чувствах. Сумеет ли она отпустить эту злость и обиду? Как бы она ни пыталась забыть, она все еще слышала хлест плети о кожу Джарена, его стоны боли, видела кровь на его спине, на Мяснике, на каменном полу.
Он сделал это ради нее. Наследный принц – Валлентис – рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее, и за это оказался на волоске от смерти. Кива не могла просто выбросить это из головы, как бы ей ни хотелось.
Когда Наари только рассказала о его двуличности, Кива не желала видеть Джарена, ее не интересовали его объяснения. Однако первый порыв ярости поутих, и теперь ей наоборот отчаянно хотелось с ним поговорить, выслушать, что он ей скажет. Единственная проблема состояла в том, что из-за Ордалии, где Киву ждала либо неотвратимая смерть, либо свобода, она не знала, когда им еще доведется встретиться.
– Кива Меридан.
Мясник остановил Киву, и та, подняв глаза, увидела, что они пришли к, вероятно, входу в штрафной изолятор. Их окружала горстка надзирателей и смотритель. Именно он провозгласил имя Кивы, глядя на нее так мягко, будто не он был виновен в преждевременной смерти стольких заключенных.
Включая ее отца.
Ненависть обожгла Киву изнутри, но ей хватило ума не бросаться на смотрителя. Сейчас важнее было сохранить силы для Ордалии. Когда-нибудь она еще заставит Рука поплатиться. Но для этого ей нужно сегодня выжить.
Оглядев комнату, Кива отметила, что надзиратели держатся относительно спокойно. Она не знала, радоваться ей или нет. Помимо всего прочего за эти восемь дней Киву не раз посещали беспокойные мысли о том, перешли ли заключенные в наступление, устроили ли бунт. Но если и устроили, то его уже явно подавили. А отравитель – смотритель – очевидно, до сих пор был жив. Наари тоже – она стояла в углу, и, в отличие от других надзирателей, держалась неестественно прямо. При виде нее Кива чуть не расплакалась: она слишком давно не видела дружеского лица.
– Сегодня ты предстанешь перед последним испытанием – Ордалией землей.
Рук поморщился от вони, исходившей от тела Кивы. Она, как могла, помылась грязной водой в камере, но свежей одежды она не видела еще со времен каменоломни. Отчасти Кива возликовала оттого, что Руку стало неприятно находиться рядом с ней, но, с другой стороны, ей поскорее хотелось помыться и переодеться в чистую рубаху.
Твердо глядя ему в глаза, Кива ждала вопроса про последние слова, но того впервые не последовало. Видимо, Рук боялся, что Кива проговорится о яде, или же ему просто-напросто надоело играть по правилам и он хотел побыстрее закончить с Ордалиями.
– Учитывая характер сегодняшнего испытания, зрителей не будет, – продолжал Рук.
Кива приподняла брови. Интересно, испытание действительно не предполагает зрителей или же дела в тюрьме настолько плохи, что Рук боится собирать заключенных в одном месте? Кива остановилась на последнем варианте: все-таки остальные Ордалии смотритель намеренно разыгрывал спектакль. С другой стороны, Кива две недели ломала мозг, в чем же будет состоять Ордалия землей, и придумала такое количество возможных заданий, что найти единственное верное было невозможно. В конце концов она сдалась. Все равно она ни разу не угадала. Кива жалела лишь, что у нее не было возможности повидаться с Мотом: вдруг бы он придумал какое-нибудь снадобье, которое могло ей помочь? Но в этой Ордалии Кива поистине осталась одна.
– Если ты сегодня преуспеешь, то, как предписано четвертым правилом Книги Закона, ты будешь помилована и освобождена.
Желудок Кивы совершил сальто.
– Так как ты выступаешь в роли Защитницы подсудимой, Тильда Корентин разделит твое помилование. – Рук замолк и добавил: – Однако если ты погибнешь, подсудимая будет также казнена.
Кива все это прекрасно знала, но от неумолимой категоричности смотрителя у нее по коже пробежали мурашки.
– Как и в предыдущих Ордалиях, ты будешь ограничена по времени, – продолжал Рук. – Один час, ни больше, ни меньше. Если к тому моменту ты не вернешься, Ордалия будет считаться не пройденной, и Мятежную королеву казнят. – Он притих на мгновение. – Если ты выживешь, но вернешься больше, чем через час, то умрешь вслед за Тильдой.
При словах «вернешься» и «выживешь» желудок Кивы совершил обратное сальто. Вечный мир, что же ей уготовили?
– И последнее, – проговорил Рук так, словно до этого он фонтанировал информацией, хотя на самом деле толком ничего не объяснил. – Мы определили наказание заключенному Д24Л103 за вмешательство в ход Ордалии воды.
Кива дернулась, краем глаза заметив, как Наари сделала то же самое, но быстро взяла себя в руки.
– Разве его уже не наказали? – голос Кивы хрипел, так давно она его не использовала.
Она не верила самой себе. Она защищает Джарена – принца Деверика. Но не могла же она забыть о том, что именно из-за нее он и попал в эту передрягу? Не могла забыть о его ранах на спине, о плетке, впивающейся в его кожу, о крови, стекающей в водосток… Если его раны хоть вполовину так плохи, как ей кажется, то вряд ли за две недели он успел выздороветь, даже если Мясник с тех пор его не трогал. Джарен не заслуживал больше страданий.
Но смотритель не разделял ее мнения, потому что несколько секунд спустя в помещение втолкнули Джарена – спотыкающегося, явно мучимого болью. Он и стоять-то толком не мог, даже несмотря на крепкую хватку Кости за его спиной.
– О, как раз вовремя, – поприветствовал их Рук.
Мясник за спиной Кивы хрюкнул. Кажется, он говорил нечто похожее перед тем, как вогнать кошку-девятихвостку в кожу Джарена. Сглотнув и отогнав воспоминание, Кива взглянула в глаза Джарену. Она практически слышала его голос, спрашивающий, все ли с ней в порядке, а на его бледном, искаженном болью лице читались страх и тревога за нее.
