три месяца расставания хотя бы взглянуть на неё. Убедиться, что всё это не затяжной сон, а самый реалистичный кошмар.
В тысячный раз за день я достал телефон и с млеющей в груди бережностью перечитал последние сообщения.
9 декабря
16:34 Хлеб, картошка, салфетки, масло.
31 декабря
23:14 Надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь.
27 февраля
14:47 Ты придёшь сегодня в семь в тот ресторан, где мы подписывали с тобой контракт?
14:47 Да.
Пока я кис на кровати, солнце успело скрыться. На улице стало пасмурно, затем быстро стемнело, и, оказывается, даже началась метель. Наверное, последняя в этом году. Бесцельно мотаясь по комнате от окна к зеркалу с телефоном в руке, я понял, что не прочь уложить высохшие отросшие волосы и сбрить запущенную щетину, благодаря которой я походил на брошенное одичалое животное.
От прихорашиваний ко встрече с Евой стало не по себе. Но я всё-таки закрылся на двадцать минут в ванной, стесняясь заглянуть в собственные замутнённые глаза. В круглом зеркале над раковиной застыло отражение какого-то мало известного мне мужика с бритвой в руках, напоминающего Робинзона Крузо. Так было страшно увидеть в его взгляде надежду…
Ресторан находился рядом с моим домом — по этой причине год назад на него пал выбор. Но я так и не запомнил его название. Как вышел из квартиры, не заметил, заботясь только о более-менее ровном дыхании. С каждой ступенькой в сторону подъездной двери взгляд всё сильнее мутнел, пока я отбивался от обрушившихся воспоминаний о нашей короткой совместной жизни с Евой. Как на зло, спускаясь, обернулся на дверь квартиры, из которой выселился Лёха, и замандражировал, чувствуя на коже уличный воздух, кружащийся у приближающегося с каждым пролётом выхода. Ч и т а й н а К н и г о е д. н е т
Очнулся я уже во дворе, когда писк домофона остался за спиной, а снег начал врезаться в бритое лицо. Ёжась от хлопьев, оседающих за шиворот кожаной куртки, я свернул к шоссе. Торопливо шагал в направлении тепла, хотя до семи часов, на которые мы договорились, оставалось ещё двадцать минут. Зная Никольскую, можно было прийти к половине восьмого и ещё немного подождать.
Видимо, отсутствие растительности на лице сказалось на моей морозостойкости. Не глядя на вывеску, я судорожно зарулил к знакомым чёрным дверям, чуть выпускающим на улицу приглушённый свет, и попал в фойе ресторана. По ощущениям я провёл снаружи одно мгновение, но успел одубеть.
— Добрый вечер, — уставший швейцар улыбнулся.
Могу ошибаться, но вроде даже тот самый.
Пока я стаскивал куртку перед гардеробной, ко мне приблизился администратор.
— Леонид?
Я получил номерок. Обернулся, настороженно осмотрел молодого худощавого работника с идиотской бабочкой на шее и нехотя кивнул. Его явно кое-кто предупредил о моём визите. Будем надеяться, здесь не слушают тяжёлую музыку…
Наверное, глупо рассчитывать на непопулярность жанра среди основной массы встречающихся мне людей. Но, кажется, в радиусе пары километров от своего дома я действительно оставался неузнаваемым. Я даже пренебрёг очками сегодня.
— Пойдёмте.
Он шустро направился мимо гардеробной и пролёта, разделяющего два больших зала, в длинный коридор. Я, чувствуя, что меня потряхивает не только от холода, пригладил волосы и двинулся следом.
Значит, Ева уже была здесь…
Все речи и красивые ответы, что я себе заготовил, куда-то исчезли из вскружившейся головы. Пульс участился, под замёрзшей кожей ощутился неприятный жар, как при зарождающейся болезни.
Администратор остановился возле очередной занавешенной арки в тускло освещённом коридоре.
— Прошу. Вас ожидают, — он заговорщически улыбнулся и указал мне на вход.
Единственное, что я смог — кивнуть. И то не с первого раза. Дождался, когда парень, теребивший бабочку, додумается уйти в сторону дальней двери во главе коридора, и на долю секунды задержался перед полами занавеса, занеся раскрасневшиеся руки.
За плотной тканью не было ничего видно и слышно. Но она ждала меня там…
Не верилось.
Я судорожно выдохнул и раздвинул полы занавеса, тут же остолбенев в арке.
— О… какие люди!
— Здравствуйте, Господин, — я ошарашено забегал взглядом по узнаваемым лицам.
— Ох, ебать, как надушился-то! Ты на свидание, что ли, собрался?
У меня опустилась нижняя челюсть.
За столом сидели Андрей, Гриша, Дрон и Муратов.
65. Наша с ней любимая фотография
— Так и будешь стоять, как не родной? Садись уже, — по-свойски кивнул басист на пустое место рядом с собой.
Безропотно шагнув вперёд, я ощутил, как по спине скользнул выровнявшийся занавес. В узком углу комнаты, вмещающей только два дивана, стол и стул в его главе, расположилась гора рюкзаков, которые я не раз наблюдал в туре.
Это… шутка?
Лёша сидел у стены, деловито сложив ладони в замок. В рубашке, с распущенными кудрями, с вычурно сияющим на безымянном пальце кольцом. Снисходительно ухмылялся, не сводя с меня взгляд. Рядом с Муратовым из-под густой чёлки злобным глазом в меня ценился Дрон. Стул, расположенный спинкой к арке, был занят склонившимся над тарелкой человеком в оранжевой шапке. Гриша, пережёвывая выглядывающий из его рта лист салата, обернулся ко входу, в котором я застрял, и скептически приподнял брови. Кажется, на его лице поприбавилось татуировок. А Андрея я видел не раз с тех пор, как мы навестили Юдина, но его присутствие вместе с полным составом вызвало у меня потрясение. Возможно, даже приятное… Я пребывал в трансе.
Раз уж на то пошло, не хватало звукаря и… Никольской. Где же она сама?
Скромно опустившись на полупустой диван рядом с Андрюхой, я продолжил метаться взглядом между лицами музыкантов.
Не рассчитывал, что когда-либо снова увижу их вживую, в одной комнате.
— А… ч-что вы здесь делаете?
— Ева нас позвала, — пожал плечами басист. — Ща, подожди… ещё Юргену позвоним по видео-связи. А то у него не вышло так быстро вылететь из Америки.
Андрюха уткнулся в телефон.
— А-а… — задыхаясь от волнения, я еле смог произнести. — А где же… Ева?
— У неё рейс из Питера задержали. Погоду видел? — недовольно вякнул Дрон. — Она написала, что уже едет сюда из аэропорта.
Ничего нового в этой жизни… Зато только сейчас я понял, что не был готов увидеть Никольскую так скоро. На что я рассчитывал, когда сюда ворвался?
В груди заклокотало от осознания, что разговор с ней неминуемо случится.
— Так, а… позвала зачем? — проронил я, пугливо разглядывая всех исподлобья.
— Сказала, нас ждут извинения, — хохотнул Гриша, отправив очередную вилку в рот. — Твои что ли?
В комнате раздался сдавленный мужской смех. У меня снова безвольно раскрылась челюсть, пока я искал нужный ответ.
— Ева
