и думаю: каково-то будет возвращение. Если они и останутся живы, то мне-то уж верная смерть. Вот по этой-то причине я и плачу».
Когда войско на марше миновало Чжоу, Вансунь Мань, прислонившись к воротам своего дома, произнес, взирая на него: «Ох-хо! В этом войске непременно будут неприятности! Если у него не будет неприятностей, я никогда больше не стану говорить о дао! Царство Цинь есть не что иное, как учрежденное домом Чжоу государство. Когда проходят по городу, принадлежащему сыну неба, подвязывают панцири и приторачивают оружие. Правые и левые воины на боевых колесницах должны сойти на землю, чтобы таким образом отдать честь сыну неба. А эти едут с развернутыми флагами, не левый воин держится за перекладину, а правый; тот, кто слева, ни разу не склонится над поперечным брусом колесницы в ритуальном поклоне, а в пяти сотнях колесниц из правых воинов вспрыгнули на ходу в колесницу не менее пятисот. Так что сил у войска много, а ритуал соблюдается худо. Без неприятностей им не обойтись!»
Войско миновало Чжоу и направилось на восток. Тут ему встретились два чжэнских купца, Гао и Си Ши, которые отправлялись на запад в Чжоу на базар. Когда на дороге им повстречалось циньское войско, они заговорили между собой. «О, это войско идет издалека. Конечно, они собираются напасть на Чжэн!» И они решили отправить в циньские войска Си Ши под видом того, что он выполняет распоряжение чжэнского бо, и передать им следующее: «Наш правитель давно слышит, что должны пожаловать военачальники вашего великого государства, а вас все нет и нет. Наш правитель и его войско начали уже за вас беспокоиться. Они понимают, что ваши солдаты в столь утомленном состоянии и без продовольствия долго не протянут. Поэтому он послал меня, чтобы доказать свое сочувствие вам посылкой вам в подарок двенадцати волов в качестве провианта». Три военачальника из Цинь отвечали: «За неимением лучшего наш правитель послал нас троих — Бина, Шу и Ши — в восточную сторону, чтобы мы дождались его на дороге в Цзинь. Однако мы совершили ошибку и в полном неведении относительно местопребывания случайно забрели в пределы ваших земель. Поэтому мы никак не можем отблагодарить...» Затем они дважды склонились до земли в поклоне и удалились с дарами.
Три военачальника после этого стали испуганно совещаться: «Мы прошли несколько тысяч ли через владения нескольких враждебных нам чжухоу, чтобы напасть на них, но не успели еще дойти до цели, а они уже знают обо всем. Это значит, что они, конечно, подготовятся самым тщательным образом. Нужно скорее развернуть войска, чтобы уйти от преследования!» Однако как раз в этот момент скончался цзиньский Вэнь-гун. Он не был еще погребен, когда Сянь Чжэнь стал советовать Сян-гуну, наследнику: «Циньское войско нужно обязательно атаковать! Прошу вас разрешить мне нанести удар!» Сян-гун сказал: «Наш властитель скончался, тело его все еще лежит в зале, а я буду гоняться за циньским добром и ради этого нападать на циньцев, — не будет ли это с моей стороны нарушением дао почтительного сына?» Сянь Чжэнь сказал: «Они не выразили соболезнования, их не трогает наше горе — это все равно как если бы они убили нашего правителя и нанесли ущерб бедному сироте. При этих условиях мы можем нанести удар — это поможет усилению наших позиций! Прошу вас разрешить мне ударить по ним!»
Сян-гуну ничего не оставалось, как согласиться. Сянь Чжэнь перехватил циньские войска у озера Сяо, нанес удар и одержал полную победу. Он захватил всех трех циньских полководцев и вернулся с ними ко двору. Когда Му-гун узнал об этом, он явился в простом платье перед всеми в храме предков и сказал: «Небо не помогает Цинь. Ибо оно не заставило меня, несчастного, послушаться совета Цзянь Шу! Вот почему и свалилось на нас это несчастье!»
Конечно, Му-гун не желал поражения при Сяо. Просто ему не хватило рассудительности. И оттого, что не хватило рассудительности, он не возбудил и достаточной веры. Когда же к речам нет достаточной веры, войска не возвращаются. Так что нехватка рассудительности приводит к большим неприятностям.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Радуясь успеху / Лэ Чэн
У высшей мысли нет видимого образа, большой сосуд долго делать, великий голос трудно услышать.
Пока Юй прокладывал русла рек, народ сходился к нему, чтобы набрать черепицы и кирпича. Когда дело было сделано и подвиг совершен, он послужил к пользе десяти тысяч поколений. Юй видел далеко, но народ об этом не догадывался. Поэтому с народом нечего толковать о преобразованиях и обсуждать начинания — с ним можно только радоваться тому, что уже совершено и сделано.
Когда Конфуций начал службу в Лу, некий насмешник по имени И сочинил про него такой стишок-яо:
В оленьей дохе и передник из кожи;
Без него без слез прожить сможем.
Передник из кожи, оленья доха;
Без таких не знали печали пока.
Однако через три года мужчины ходили только по правой стороне улицы, а женщины — только по левой. Если терялись дорогие вещи, народ не смел их поднимать. Так что свершения великих людей трудно чему-либо уподобить. Когда Цзычань начал управлять царством Чжэн, то поля там впервые были размежеваны, а в городах и поселениях была впервые введена для всех форменная одежда. Народ, видя это, сочинил такую частушку:
У нас были поля свои,
Но Цзычань даровал нам другие.
Были платье и шапки свои,
Но Цзычань нарядил нас в иные.
Кто Цзычаня убивать
Будет — буду помогать!
Но уже через три года народ запел другое:
У нас были поля свои,
Но Цзычань добавил к ним.
У нас были дети и братишки —
Цзычань наставил их на путь.
Не дай бог, умрет Цзычань —
Кто другой сможет так?
Положим, чжэнский Цзянь или луский Аи из-за таких насмешек со стороны народа взяли да и уволили бы мудрецов со службы — в стране, конечно, не было бы таких успехов. Но и у Конфуция, и у Цзычаня были случаи, когда они ничего не могли поделать! Конечно же, не из-за их неспособности, здесь уж целиком можно отнести вину на счет народа, который сам не понимал, в чем его счастье. Если в наше время все признают Цзянь-гуна и Ай-гуна мудрыми
