Книга Контракт на невинность - Анна Шварц

“— А у мишки лапки или руки, Ева?

— Лапки…

— А покажи, как мишка говорит. Р-р-р! Вот так он говорит. Р-р! Видишь, на задние лапы встал? Не подходи близко к клетке, малыш. Будешь сладкую вату?

— Буду, мам…”

Давным-давно забытые воспоминания, где высокая, темноволосая женщина берет за ручку маленькую девочку и ведет к разноцветному ларьку за сладкой ватой, растворяются, как утренний туман.

Я медленно открываю глаза около шести часов утра — напротив, на белой стене висят часы, а через окно падают теплые лучи солнца. Просыпаюсь не трехлетней девочкой, которая держала во сне теплую руку мамы, а уже двадцатилетней Евой. И, повернув голову, я понимаю, что сейчас вместо мамы меня держит за руку Камиль.

Наши пальцы крепко переплетены. Кажется, он заснул в кресле.

В двух шагах от моей кровати стоит смешное прозрачное корытце на колесиках, в котором тихо лежит маленький сверток. Вспомнив внезапно все, я приподнимаюсь на кровати, и чувствую, как начинает кружиться голова, а катетер от капельницы в вене причиняет легкую боль.

Камиль в этот момент открывает глаза и, заметив, что я неуклюже пытаюсь сесть с шумом выдыхает. С каким-то облегчением.

— Цыпа, блин. Лежи, — он встает и укладывает меня обратно, заправив заодно мои спадающие на лицо пряди волос за ухо. Его взгляд внимательно ощупывает меня — словно Камиль пытается понять, все ли со мной в порядке, — лежи, говорю. Или привяжу к кровати. Как себя чувствуешь?

— Слабо. Что случилось? — я растерянно смотрю в темные глаза Камиля, замечая там явный оттенок тревоги. И еще мне кажется, что Камиль сейчас на взводе, — что с малышкой?

— С ней все в порядке, — он отпускает меня, выпрямляясь, — все отлично, я бы сказал. Три с половиной кило, рост — пятьдесят два сантиметра. И она похожа на меня, — сказав это, Камиль чуть сужает глаза, усмехнувшись, — уж извини.

— Дай мне ее посмотреть, — прошу я, и он опускает взгляд в то самое прозрачное корытце.

— Она, похоже, спит. Очень сладко.

— Тогда подвези ближе, чтобы не разбудить.

Камиль двигает ко мне малышку, и я, снова приподнявшись на локте, заглядываю внутрь ее смешной кроватки. Не знаю, материнский ли это инстинкт или нет, но стоит мне увидеть крохотное круглое личико с недовольно надутыми губками, и темной прядью волос на макушке, как у меня начинает щекотать в груди от умиления. Я невольно улыбаюсь. Она такая смешная и милая. Кажется, она действительно совершенно не похожа на меня, и это даже в каком-то роде забавно.

— Привет, маленькая, — я осторожно глажу ее по ручке, — прости, что не обняла тебя, когда ты появилась на свет.

Я перевожу взгляд на Камиля — он в это время отходит к окну, взъерошивая пальцами себе волосы. Да, он определенно напряжен. Я чувствую это даже отсюда.

— Камиль?

— М?

— Что со мной случилось?

— С тобой? — он смотрит на меня, — ты едва не отправилась на тот свет, Ева. У тебя открылось кровотечение, упало давление, и ты сразу же отключилась. Твою мать, — он внезапно ругается, и потом еще тише выдыхает что-то матерное. Поставив локти на подоконник, Камиль устало трет лицо, — ладно. Это в прошлом.

Я испуганно перевариваю сказанное, закрыв рот. Да, я помню странную слабость и головокружение в родах, очень сильную боль в животе, но даже подумать не могла, что это обернется подобным. Мне становится дико страшно, хотя, самое страшное уже действительно осталось в прошлом, раз я очнулась.

Моя дочь могла бы лишиться мамы. А что, если с Камилем что-то бы случилось… потом?

Наверное, в это мгновение до меня впервые доходит, что чувствовал Камиль, когда я впервые рассказала ему о своей беременности. Ребенок, оставшийся без родителей — это ужасно. И мы оба это понимаем, как никто другой. Но тогда я была излишне самоуверенной.

— Прости меня, — вырывается у меня и Камиль поднимает голову, посмотрев на меня, как на умалишенную.

— Ты угораешь, цып? — у него вырывается усмешка и он снова подходит ко мне, передвинув кресло так, чтобы усесться прямо напротив, — честно говоря, ты мне дочерта наговорила, пока была в полубессознательном состоянии. Я не хочу это еще раз слышать.

— Например?

— Из приятного я помню только признание в любви. Остальное хочу забыть.

У меня дергается уголок губ.

— Это правда. Я про любовь… Мне сегодня снился сон, перед тем, как я очнулась — там я маленькой гуляла с мамой по зоопарку, и она держала меня за руку. Мне было ужасно уютно. Наверное, так чувствуют себя только дети, когда для них родитель — это весь мир и в нем безопасно… и они знают, что мама и папа их обязательно защитят от всех бед. Когда я проснулась, то увидела, что на самом деле я держала тебя за руку. И внезапно поняла в тот момент — теперь ты стал для меня тем человеком, с которым мне так же хорошо, как было в детстве.

Я вздыхаю, сделав паузу.

— А ты что мне тогда сказал на это признание?

Камиль в ответ как-то криво улыбается.

— Я тогда говорил Зайцеву, что если ты не очнешься — я его замурую в бетонные стены этой клиники, несмотря на нашу многолетнюю дружбу. Был занят другими, вещами, короче. Вообще, я не знаю, как чувствую себя дети, которых любят родители и что такое безопасный мир. У меня немного другие воспоминания о детстве.