последнем.
— А чужаки — тем более, — отрезал он.
Путь забросил его в старый родительский дом, пустой и заброшенный. Неизвестно, его отец и мать переехали после того, как потеряли обоих детей, к ним пришёл Орден или стряслась иная беда. Весь городок, где они жили, был покинут. Маэстус, который отлично помнил все выученные за жизнь заклинания, не мог применить ни одного — настолько он был слаб первые несколько недель.
— Обнулили до первого уровня, — понимающе кивнул я.
В ответ он только закатил глаза.
Следующие полгода молодой некромант, выражаясь игровыми терминами, качался заново. Медитировал, практиковался, отбивался от монстров, которые успели обосноваться в городе-призраке, а параллельно пытался найти хоть какую-нибудь информацию о группе чужаков, сгинувших возле Врат Безмолвия. В прокачке он преуспел — я завистливо косился на его уровень, превышающий мой более чем в два раза — в поисках — нет. Он не знал, что случилось со мной и не знал, кто сотворил тот невозможный портал Пути. Не продвинулся он и в своей изначальной цели — поисках сестры, Алии. А через полгода с ним связалась Кассандра Зервас. Почти как со мной, только послание было заметно короче — мол, приходи в Палатин и помоги старухе, а уж она в долгу не останется.
— Я надеялся, что она, ну… — Маэстус вдруг резко замялся, затем вздохнул. — Поможет найти тебя. Или хотя бы скажет, как и где ты погиб.
— Я чужак, забыл?
— Дея могла бы убить и чужака.
Не сказать, что он был совсем уж далёк от правды.
— Так ты хотел найти мою могилу, чтобы поднять меня в виде зомби?
— Чушь, — беззлобно сказал он. — Ты же мой единственный друг.
Свой рассказ я излагал уже по дороге вниз — не тем путём, что поднимался сам, а тем, что поднимался Маэстус — через окно третьего этажа и хитрую зачарованную верёвку с крюком-кошкой. И дальше, через едва заметный люк, вниз, в подземный лабиринт.
Некромант оказался ужасным слушателем — возможно, худшим на моей памяти. То, что могло занять пятнадцать минут, заняло сорок — он постоянно перебивал, уточнял, возмущался, спорил и не верил. Кажется, я так и не смог убедить его, что инквизитор Акком до конца сражался за спасение мира. А вот когда речь зашла о поцелуе Деи, Маэстус резко посерьёзнел.
— Не шутишь?
— Какие уж тут шутки.
— Эффекты? Последствия?
Я вкратце изложил особенности своего пребывания в пещере Сердца до визита Кассандры.
— Но мне удалось побороть эту дрянь, — с гордостью сказал я. — Уже недели две — никаких проблем.
Он бросил на меня странный взгляд, в котором читалось раздражение и, внезапно, глубокая печаль.
— Никаких проблем? Ты хоть немного представляешь, какой силой наполнено проклятье Владыки?
— Думаю, что да.
— А я вот думаю, что нет, — отрезал он. — Снять любое проклятье можно только обратившись к специалисту более высокого класса, чем тот, кто тебя проклял. Кого ты об этом попросишь? Дремлющего?
— Но оно больше не мешает мне вспоминать, проверено.
— Оно найдёт, как помешать. Пока проклятье действует, оно всегда ищет лазейки. И каждый раз находит — когда ты ожидаешь этого меньше всего.
От горечи в его голосе мне стало конкретно не по себе. Маэстус был абсолютно уверен в своих словах, а он был первосортным чернокнижником, уступая разве что Кассандре.
— Я чужак, напомню ещё раз, — сказал я со слегка наигранной бодростью. — С меня всё, как с гуся вода.
— Чуш… Будем надеяться, Ардор.
Поход по катакомбам под лечебницей немного разрядил обстановку. Не благодаря атмосфере, атмосфера была полнейшая жесть — непроглядные, частично обвалившиеся коридоры из старого грубого кирпича, воняющие смертью. Но именно там я «нормально» познакомил Маэстуса с Кёльколиуке, и они моментально нашли общий язык. Не считая того, что оба они успели посидеть у меня в гримуаре — один в прошлом, один в настоящем, Маэстуса очень интересовала история Архипелага Затмения, и особенно местных духов. Они настолько заболтались, что жуткое чудище, ползущее нам навстречу, заметил именно я — самый низкоуровневый в компании и наименее внимательный.
«Забракованный голем плоти, 8 уровень»
Давайте представим, что монстр Франкенштейна был сшит не из свежих кусков тел, а предварительно пролежавших в могилах, скажем, месяца три. Затем, пока Виктор Франкенштейн был в командировке, его затопили соседи сверху, холодильник разморозился и всякие руки-ноги хорошенько поплавали в воде пару недель. Вернувшись домой, он схватился за голову — сперва свою — но потом решил, что раз взялся за дело, то надо доводить до конца. Сшил-таки своё детище и дёрнул за рубильник, не обращая внимание на то, что мясо на левой ноге успело окончательно сползти с кости. Результат не удовлетворил доктора, и он попытался уничтожить его с помощью фабричного пресса. Хорошенько сплющил пару раз и ушёл на обед, потому что работа — не волк, в лес не убежит.
Только как раз его работа уползла куда подальше, в лес или катакомбы, а теперь вознамерилась закусить нами.
Ревущий поток мастерского «Языка саламандры» врезался в тварь, которая уже начала булькать в предвкушении позднего ужина, и стесал её под ноль секунд эдак за пять. Одни криты. Я оборвал заклинание, когда убедился, что от ползучей мерзости не осталось и следа. Маэстус уважительно вскинул брови.
— Отлично вложился в огонь, я смотрю. Возможно, у меня вышло бы лучше, но ненамного.
— Про… демонстрируй, — кивнул я, всё ещё тяжело дыша после спонтанного каста. — Впереди ещё одна ползёт.
Неудавшиеся эксперименты Ордена безраздельно хозяйничали в катакомбах. Некоторые, как забракованные големы, тупо шли или ползли навстречу, другие поджидали в засаде, третьи крались за нами в темноте. Я чувствовал сквозь одежду, как медленно нагревается окровавленный обломок, но рядом с Маэстусом опасность была не слишком высока. Я жёг аберрации «Языком», одну особо настойчивую пришлось угостить «Когтем». Маэстус, доказав в начале, что его «Язык саламандры» не слабее моего, дальше пользовался смертоносными залпами костяных шипов и копий. В ближнем бою его коса превращала целых тварей в две половинки тварей, а металлическая рука вбивала их в стены, оставляя некрасивые мокрые пятна.
Когда благодаря карте мы добрались до запертой двери, ведущей в блок с заключёнными, наш счёт по мобам составлял где-то 13 — 6 в пользу Маэстуса. Глядя на его самодовольную лыбу, я напомнил, что из нас двоих мир спас
