Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Все изменилось в сороковые, и изменения произошли едино волей невысокого человека в теплой шинели и с роскошными кавказскими усами. Это был очень неоднозначный человек, он сам себя считал большевиком, но поступал так, как поступают не большевики, но правители Руси – видимо, теологическое образование все же сказывалось. В тридцать восьмом году колония была закрыта, а малолетние преступники – развезены по другим колониям. Одиннадцатого февраля сорок третьего года было подписано постановление Государственного комитета обороны о создании так называемого «спецкомитета», направление работ которого было государственной тайной. Ядерное оружие! Ядерный меч державы! Одной из точек, где он ковался, стал «Горький-130», он же «Арзамас-16», город, которого не было ни на одной карте страны. Бывший монастырь стал центром, где разрабатывалось самое ужасное оружие из всех, какое только знал мир, – и он же, непостижимой гримасой судьбы, спасал всю Россию от ядерного огня. Оружие последней войны стало оружием пусть не самого лучшего – но мира.
Семидесятые и восьмидесятые годы стали лучшим временем для «Арзамаса-16». В городе проживали примерно семьдесят тысяч человек (плюс большое число командированных), подчинялся он Министерству среднего машиностроения – так в СССР называли министерство, которое занималось ядерным оружием и расщепляющимися материалами. Город был обнесен забором из колючей проволоки, периметр постоянно патрулировался – но это значило только то, что посторонних здесь не будет. В остальном... Зарплата – со всеми доплатами минимум двести пятьдесят рублей, плюс спецпаек, который простой советский человек и во сне не видел, плюс машины вне очереди, плюс квартиры, с которыми проблем в закрытом городе никогда не было. В общем и целом – в этом райском уголке природы советские ученые, создающие ядерный щит и меч Державы – жили и впрямь как у Христа за пазухой.
Все рухнуло в девяностые. Рухнула страна, ради которой здесь создавали лучшие в мире атомные бомбы и средства их контроля. Не стало ни пайков, ни машин – машину можно было купить без очереди, но по безумным ценам, продукты – в любом супермаркете теперь выбор был лучше, чем в старом минсредмашевском пайке – но тоже за бешеные деньги. Начали задерживать зарплату, обветшал забор, часть объектов передали церкви, и теперь в городе были паломники, а не командированные. Потом – желая как-то поддержать ЗАТО, издали закон, согласно которому юридические лица, зарегистрированные на территории ЗАТО, получают частичное освобождение от налогов – и на территорию города хлынул невиданный здесь доселе криминал.
В двухтысячные – все вроде бы пришло в норму. Зарплата перестала быть смешной – но уверенности в завтрашнем дне уже не было, да и чувства нужности своей работы, нужности того, что ты делаешь для страны – уже не было. Отменили льготы по ЗАТО – и криминальная обстановка оздоровилась. У тех из профессоров, кто остался здесь дорабатывать свой век – снова появились машины, правда дешевые, не чета тогдашним «Волгам», невиданное дело – их стали выпускать за границу, в Египет и Турцию. На исследования денег выделяли немного – но все-таки что-то выделяли. Самое смешное – многие из тех, кто жил сейчас в этом центре русской духовной жизни – даже не были русскими, их собрала здесь огромная и сильная страна, невзирая на национальности, собрала для великого дела – а потом, когда не стало ни страны, ни дела – они так тут и остались. Некуда было им деваться, осколкам катаклизма.
Одну из ключевых научных лабораторий в городе возглавлял доктор математических наук Давид Славикович Абрамян. Доктор математических наук, сильный математик еще старой школы, в свое время он поступил в МФТИ[84]– не по армянской квоте, а приехал в Москву и поступил на общих основаниях. Его ценил еще академик Синицын – один из сильнейших математиков страны. Окончив московский вуз с красным дипломом, он приехал сюда и присоединился к группе, которая занималась проблемой уменьшения критической массы вещества при цепной реакции[85]. Поскольку ситуация требовала не только математических знаний – доктор Абрамян окончил заочно и факультет физики, потом защитил кандидатскую по секретной теме. Доктора наук ему дали без защиты, по совокупности работ, – немногие удостаивались такой чести, наиболее известный пример – Михаил Тимофеевич Калашников. К девяносто первому году группа Абрамяна подошла к критическому прорыву, – прорыву, который позволил бы создать ядерное оружие, при взрыве которого образуются только сверхкороткоживущие изотопы – а это значило бы, что ядерное оружие с такими характеристиками можно было бы применять как обычное, потому что оно при взрыве не дает радиоактивного заражения местности. Совсем. Один заряд – и нет больше сопротивления в Чечне, потому что некому сопротивляться. Один заряд – и больше никто не лезет через таджико-афганскую границу с мешком героина за спиной. Несколько зарядов – и выиграна война в Афганистане, причем выиграна раз и навсегда. Но... увы.
Девяностые доктор Абрамян пережил как в страшном сне, потом ситуация начала налаживаться. Все больше и больше ограничений отменялось, в начале двухтысячных он совершил ранее неслыханное – написал учебник по математике, который издали в Америке – естественно, под именем какого-то американца, потому что таковы были условия контракта. Теперь американские студенты учились по учебнику русского математика и ядерного физика – а доктору Абрамяну досталось пятьдесят тысяч зеленых бумажек. Плюнуть бы на них... но теперь гордости не было ни у кого, гордые вымерли в девяностых, часто в самом настоящем, физическом смысле слова. Взял. Потом взял еще какой-то грант, уже для института в целом, создал одну творческую группу, другую. Что ни говори – а специалисты старой школы ценились на Западе, это тебе не современные скороспелки. Да и какая разница – рассчитывать критические профили для крыла нового «Боинга» или обсчитывать протекание цепной реакции в эпицентре взрыва. Государство сказало – обогащайтесь, и они обогащались – как могли. Оказалось, что даже их профессии, профессии физиков и математиков, имеют применение в мире.
У доктора Абрамяна была семья – совершенно не та, какая бывает у армян, нормальная русская семья, супруга Маша, которая тоже работала на объекте, и сын Вадим, при рождении которого Маша едва не умерла. Жестокая статистика – если на «объектах» Минсредмаша работает один супруг – вероятность деторождения сокращается на тридцать процентов, если оба – на семьдесят. Вадим был единственным, и после его рождения врачи сказали Маше, что детей у них больше не будет – поэтому единственный сын был и единственным светом в окошке, единственным – для обоих родителей. Давид Славикович не видел его больше года.
Их семья распалась в девяностые. Денег не было, и Маша сказала супругу – какой же ты мужик, если ты не можешь обеспечить семью и ребенка. В отличие от Давида Славиковича, интеллигентностью она не отличалась, и для нее не стало проблемой пойти и торговать на базаре. Первоначальный капитал взяли, продав старую «Волгу» – единственное, за что можно было выручить хоть какие-то деньги. Сначала челночила, работала на каких-то бандитов, потом поднялась, открыла одну точку, другую. Начала торговать уже оптом, закупать товар большими партиями. Естественно, как только она поднялась на ноги – из семьи она ушла. Ни спасибо, как говорится, ни...
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
