иначе объединяет все остальные теории.
— Если миров много, — вмешался Эллионт, — почему же тогда мы до сих пор не обнаружили ни одну развитую цивилизацию?
— Потому что каждый мир лежит в своём измерении, балда, — пустился в объяснения Гейзер. — Параллельно, понимаешь?
— А фригоны? — спросила Сол. — Это же разумная раса.
— Полуразумная!
— Согласно последним исследованиям, всё-таки разумная.
— Я слышал, что фригоны были выведены искусственно, — вставил Эллионт. — Это гибрид, созданный генными инженерами.
— Ерунда, — фыркнул Гейзер. — Зачем?
— Например, чтобы изучать становление цивилизации с самых низов, с нуля.
— Все равно, кем бы ни были фригоны, они здесь не при чём, — продолжал Гейзер. — Я имею в виду, что в измерениях более высокого порядка — совершенно иная жизнь.
— Это как? — заинтересовалась Сол.
— Ну, скажем, у них иные жизненные принципы, иные задачи и цели. И уровень развития на порядок выше нашего. Мы строим космические корабли, а они, например, могут создавать целые миры — галактики, звёзды, планеты… Понимаешь? И вот их-то люди в древности и считали богами, а они — никакие не боги, ну, то есть, для нас они, конечно, выглядят как боги, но между собой общаются так же, как мы с вами… А над ними есть измерение ещё более высокого порядка — и они могут создавать тех, кто создает галактики. И так до бесконечности.
— Не, до бесконечности — это слишком сложно, — Сол недовольно сморщила нос. — Гораздо интереснее, если бы в параллельных мирах всё было бы как у нас, но немножко по-другому. Как в книгах, в фильмах… Другие законы физики, магия, существа всякие любопытные — как в твоей коллекции, Гейзер.
— Зачем тебе другие законы физики? — Гейзер ухмыльнулся. — Эти, что ли, не устраивают?
— Устраивают, — Сол подмигнула. Покрутила головой. — Кстати, а где тут наш именинник? Только что был здесь.
— Вон, у окна, — Гейзер многозначительно улыбнулся, покосившись на Эллионта. Заговорщицки подмигнул. — Думаешь, пора?
— Думаю, да, — хихикнула Сол, нетерпеливо потирая руки. — Какой же праздник без сюрприза?
Гейзер оценивающим взглядом окинул комнату.
— Ему придётся вызывать службу клининга.
— Ничего. Пропылесосит.
* * *
Горячий шоколад был очень горячим — настолько, что его невозможно было пить не прихлёбывая, ни с ложечки. Поэтому Сол ограничилась тем, что собрала сверху высокую плотную шапку взбитых сливок и отодвинула чашку в сторону — пусть немножко подостынет.
Ей было не по себе. Смутное ощущение, что за ней следят, отступившее было, недавно нахлынуло с новой силой, а теперь к нему примешивался и новый страх: страх, что её вычислят и разоблачат. Вот и сегодня, в одном из корпусов Управления она вновь заметила незнакомого человека в штатском. Очень хотелось бы убедить себя, что ей это только померещилось, но закрывать глаза на правду было не в её правилах: очевидно, что она всё ещё под колпаком.
Да, в тот раз на «Молендине» всё обошлось, но Сол не могла ручаться, что никто из пилотов не проговорился и она вне подозрений.
Сол вспомнила короткий разговор с Альтаиром после своего крайнего рейса на Йорфс.
Он предложил ей остаться с ним насовсем. Бросить работу. Не возвращаться в Гильдию.
Она ничего не ответила ему тогда. Но некоторое время всерьёз размышляла об этом.
Сол прерывисто вздохнула. В груди отчего-то больно заныло, и она не знала наверняка, отчего: оттого ли, что она до сих пор не уверена, может ли Альтаиру полностью доверять, или оттого, что она не может заставить себя довериться ему, несмотря на то, что ей этого так хочется.
— Салют! Куда летим?
Эллионт был, как всегда, в своем репертуаре: незаметно подкрался сзади и надвинул козырек фуражки ей на лоб.
— Флос, — она улыбнулась уголком рта. — Ну и дальше по цепочке. Ты же знаешь, как сейчас формируют рейсы.
— Пассажирский?
— Грузопассажирский.
Эллионт присел рядом и заглянул ей в глаза.
— Ты очень изменилась за последнее время, — сказал он.
— Зато ты вообще не меняешься, — иронично хмыкнула Сол. — Каким был, таким и остался.
— А зачем? — Эллионт искренне удивился. — Меня в себе всё устраивает. Да и вообще, в жизни главное — стабильность.
— Людям свойственно меняться, — возразила Сол. — Становиться старше, рассудительнее, мудрее…
— Ага, и превращаться в угрюмых мрачных прагматиков. Только весёлой и жизнерадостной ты мне нравилась больше, — без обиняков заметил Эллионт. — Если к опыту и мудрости идут в нагрузку хроническая депрессия и такая вот кислая мина, как у тебя сейчас, нет уж, спасибочки. Я лучше останусь наивным и несмышлёным, зато весёлым и беззаботным.
Сол невольно рассмеялась. Её вдруг охватило жгучее, непреодолимое желание рассказать другу хотя бы о части своих проблем. Мгновение она боролась с собой, но почти сразу со всей очевидностью обнаружила, что проиграла эту битву. Она расскажет ему, а потом… Будь что будет.
— Эллионт, я должна тебе кое-что рассказать… — Сол взмахнула рукой, и чашка с так и не выпитым шоколадом, стоявшая на краю стола, кувыркнувшись, полетела на пол.
Она застыла, с ужасом глядя на пол. Эллионт, вопреки обыкновению, не засмеялся. Молча посмотрел на чашку, на лужицу какао, перевёл взгляд на Сол. И в глазах друга она прочла то, о чём подумала сама.
«Плохая примета».
— Не лети. Отмени рейс, — тут же сказал Эллионт. — Тем более рейс пассажирский.
Сол медленно покачала головой.
— Эллионт, я не могу… Так нельзя…
— Что значит «нельзя»? Кто это сказал?
— Они не поймут, — прошептала Сол. — Тем более сейчас. Сам понимаешь, у нас туго с людьми.
— Ну и что? Жизнь дороже. Сол, я тебя не пущу.
— Хватит, Эллионт! — вспылила она. — Не нагнетай! Сама знаю, что это не к добру. И что мне теперь прикажешь, повеситься или утопиться с горя? Я должна лететь, и точка.
— Сол…
— Я понимаю, что это не шутки! — реакция друга её только сильнее разозлила и расстроила; если бы он начал над ней подтрунивать или заявил, что всё это пустяки, она чувствовала бы себя лучше. Но беда в том, что Эллионт, как и все пилоты, тоже верил в приметы. — Эллионт, у меня нет выбора! Я не могу сломать планы тысячам людей из-за какой-то дурацкой мистики и своей прихоти!
— Но…
— Суеверия — пережиток прошлого! — упрямо отрезала Сол, вставая из-за стола и застёгивая куртку. — Даже на Йорфсе уже перестают верить в подобную чушь.
— Где? — не понял Эллионт. — Сол, постой! Да погоди же!
Но она его уже не слышала.
Да уж, такое нарочно не придумаешь. Настроение теперь ниже плинтуса. И как бы она не хорохорилась перед Эллионтом — положа руку на сердце, больше из вредности и упрямства, она не могла отрицать того
