к внучке, но прямо перед ним зловеще возник приёмный внук с явно недобрыми намерениями…
«Дедуль», — без толики уважения начал Кён. — «Меня интересует ответ только на один вопрос: почему ты закрывал глаза на все те зверства, что творила Юнона с рабами?»
Как сильно бы изменилась его жизнь, окажись Юнона хотя бы чуточку добрее… Нет, понятно, что воспитание закладывается с детства, и по большому счёту во всём виноваты Юрич и Диана, однако первое убийство девочка совершила сразу после исчезновения отца, а её впавшая в депрессию мать перестала интересоваться жизнью дочери и узнала об этом уже после того, как он «убил» Дину. Учитывая ситуацию, дед обязан был взять на себя всю ответственность за любимицу и наставить её на верный путь, но он этого не сделал… Вот что по-настоящему вымораживало Лавра.
Патриарх Стоунов заколебался, полностью растерявшись от, казалось бы, простого вопроса. Наконец, он покачал головой, произнеся: «Я не понимаю, о чём ты…»
— пэц~
Громкий звук пощёчины прокатился по тронному залу.
Парень огрел старика ладонью, отправив его в дальний полёт.
Три блондинки дружно охнули. Диана прикрыла рот ладонями. Эльза дёрнулась, но сдержалась. И только Юнона исчезла со своего места и поймала дедушку на лету.
«Всё-то ты понимаешь, старый пердун. Ты следил за каждым её шагом через Флица и Дину. Твой друг-формацевт регулярно доставлял ей рабов, а высшая служанка избавлялась от тел. Из-за своей чрезмерной любви к ней ты даже зачем-то сканировал её при встрече.» — цедя эти слова, Кён приближался к деду со стиснутыми кулаками.
Юнона встала между парнем и дедушкой, расставив руки и изогнув бровки домиком: «Пожалуйста, Кён, не наказывай его! Он просто… Он слишком любил меня, поэтому…»
«Нет, Юнона. Ты ошибаешься. Любовь — это всего лишь чувство. В зависимости от интеллекта у людей оно выражается по-разному. Умный человек будет строг и требователен к своему ребёнку, когда это требуется, потому что он понимает, что так будет лучше. Идиот будет воспитывать ребёнка в тепличных условиях вседозволенности, выращивая невоспитанное отродье, презираемое обществом. Потакание всем капризам и хотелкам чада, а также боязнь причинить любимому даже малейшую боль — это слабость.»
«Бай, занимающий должность патриарха Стоунов, уж точно не идиот. То, что он позволял тебе совершать такое, не оправдывается никакой любовью. Напротив, она выступает отягощающим фактором. И я ни за что не поверю, будто всё дело в том, что у него не было времени. Каким бы он ни был занятым, для него не может быть ничего важнее, чем воспитание любимой внучки. Вот почему я сегодня на нём живого места не оставлю.»
Юнона завертела головой: «Даже если так, он — мой дедушка! Я не могу позволить тебе покалечить или убить его!» — она слишком любила уже и без того измученного дедушку, чтобы позволить парню сделать задуманное, выместив на нём своё негодование.
«А это не тебе решать.» — злобно усмехнулся Кён, взмахнув рукой.
Имперская стража тут же схватила девушку и отволокла подальше.
«Не смей! Кён, умоляю тебя, не… М-м-м! М-м-м!» — её крик перешёл в мычание, когда имперская стража заткнула ей рот. Как бы она ни пыталась вырваться — безуспешно. Кто она такая, чтобы хоть что-нибудь противопоставить конечным императорам? Похоже, ей придётся наблюдать со стороны, надеясь, что жестокий парень не убьёт дедушку…
Патриарх с искаженным от боли лицом хранил молчание.
Кён подвесил Бая за грудки: «Старик, может, скажешь хоть что-нибудь в своё оправдание? Если полученный ответ мне понравится, то я определённо буду бить тебя слабее…»
Однако Бай посмотрел парню в глаза лишь на секунду, затем отвернулся.
— бум~
Кён с колена ударил своего беспомощного противника в солнечное сплетение, из-за чего тот, прокувыркавшись по полу с десяток метров, скрючился и закашлялся, корчась от боли. Парень не дал ему времени прийти в себя: с разбега пнул в бок, догнал и пнул ещё раз…
Диана напряженно застыла на месте и будто пыталась на что-то решиться.
Эльза потерянно переминалась с ноги на ногу. С каждым звуком удара её лицо подрагивало от волнения, и она жмурилась всё сильнее. Девушка понимала, что не вправе вмешиваться, ведь негодование сводного брата оправданное. У него есть причина для мести.
Юнона пыталась вырваться ещё активнее, мыча всё громче. Из её глаз полились слёзы.
Бай принимал побои стоически, практически не издавая стонов и криков. Лишь его морщинистое лицо корчилось от боли. Из-за растрепавшихся волос и смявшейся одежды он выглядел совсем жалким и немощным, как бездомный, избиваемый хулиганом.
«Так ничего и не скажешь? Хотя бы признай свою вину! Может, я переломаю тебе меньше костей!» — Кён продолжил яростно избивать старика, не оставляя на нём живого места.
Даже если бы все в мире относились к рабам, как к собакам, что не является правдой, действия Юноны всё ещё рассматривались бы окружающими негативно. Однако Бай, в отличие от Дианы, которая не знала об этом, ничего не предпринял, отнюдь помогал внучке развлекаться. На патриархе лежит немалая часть ответственности за убийство множества рабов — вот основная причина, почему Кён собирался хорошенько избить его.
По щекам Дианы уже катились слёзы, и они еле сдерживалась от каких-то рвущихся из неё слов.
Эльза тоже была на грани, уже готовясь вмешаться. Её сдерживала лишь одна мысль: он точно не убьёт дедушку на глазах у двух её внучек. Накажет — да, но не убьёт. А она потом излечит его раны техникой исцеления.
Юнона уже не могла на это смотреть и, плача и всхлипывая, уткнулась лицом в ладони.
«Серьёзно? Ты даже не признаешь своей вины? Дед, да ты не лучше Юноны…» — безжалостно изрёк Кён и, подняв старика за волосы, принялся бить его по голове. На землю посыпались осколки зубов. Бледное лицо стремительно опухало.
Эльза уже не могла терпеть и хотела вмешаться, но опоздала…
«Сынок, хватит!» — истерично крикнула Диана. — «Правда в том, что…»
«Не надо! Плошу, не говоли ему!» — внезапно взмолился Бай, повернувшись к дочери.
Кён остановил кулак налету и изумлённо посмотрел на женщину: «В чём правда, мама?»
«Правда в том, что Юрич… Он…»
«НЕ ГОВОЛИ-И-И-И-И! НЕ СМЕ-Е-Е-ЕЙ!» — завопил Бай, подобно безумцу, брыкаясь, как если бы сейчас дочь вознамерилась приговорить внучку к смертной казни.
«Папа, прости, но он должен знать, что Юрич — демон!» — выдавила из себя Диана.
Как только последнее слово слетело с уст женщины, Бай обмяк, словно марионетка с оборванными ниточками. Юнона перестала брыкаться, а её большие глаза
