Глава двадцать третья
Прошло девять месяцев с того сумасшедшего дня, когда Нина и Таня совершили свой побег, который сейчас казался Нине какой-то фантастикой. Ей до сих пор не верилось, что она, совсем не героическая особа, могла оказаться в центре почти киношных приключений.
В это утро, выпроводив Ярослава на работу, Нина сидела у окна, вспоминая события прошедших месяцев.
Ираида так и не нашлась, зато по возвращении из Одессы Нина обнаружила в почтовом ящике письмо от нее. Короткая записочка, всего лишь в несколько слов:
«Никому еще не удалось безнаказанно меня обмануть. Запомни: я до тебя доберусь в нужное время».
Угроза насторожила всех.
Нину решили охранять. Таня, узнав о записке, долго молчала, а потом по секрету рассказала Нине, что и сама получила такую же. Но заявлять об этом в милицию Таня наотрез отказалась. Угроза расправы ее не пугала, более того — она сама желала встречи с Ираидой. Однажды Таня с горящими глазами призналось Нине, что поставила себе цель отомстить этой женщине, лишившей ее счастья и надежд на будущее. Сначала Нина пыталась отговорить Татьяну от такой опасной и нереальной затеи, но потом поняла, что это бесполезно. Она видела, как жажда мести постепенно порабощает Таню, испепеляет ей душу, но, с другой стороны, придает ее жизни какой-то мрачно-величественный смысл. Вряд ли кто-то мог бы повлиять на Танины намерения; она сама должна была переболеть этой болезнью.
Между тем, время шло, приближался судебных процесс над Хустовским и его командой, но Ираида так и не объявлялась. Она даже не пыталась увидеться с дочерью, которая все эти месяцы жила с ее родителями. Постепенно сложилось мнение, что Ираида уехала очень далеко и вряд ли рискнет вернуться специально ради исполнения своих угроз.
Вскоре поползли слухи, что Ираида Закора-Хустовская погибла в автомобильной катастрофе где-то на границе с Польшей. Была обнаружена сгоревшая машина, а в ней — обуглившийся труп женщины, которую не удалось опознать.
Почти все поверили в гибель Ираиды. Нина верила больше других, считая, что сама судьба наказала эту преступную леди Макбет днепровского уезда. Она решительно отказалась от охраны, уверенная теперь в своей безопасности.
И только Таня упорно продолжала вынашивать планы мести. В ее глазах по-прежнему появлялось что-то неистовое, когда она говорила об Ираиде. Казалось, ей было досадно узнать, что, возможно, Хустовская погибла без ее участия. Впрочем, чисто внешне Таня для всех выглядела спокойной, вела жизнь деятельную и даже вполне здоровую: постоянно была чем-то занята, ходила в какой-то клуб заниматься аэробикой или шейпингом, бегала по утрам. Одна лишь Нина знала о тайных намерениях подруги, но надеялась, что судьба оградит Таню от безумного замысла.
Когда новость о гибели Ираиды дошла до подследственных, Борис попытался свалить на «мадам» создание фирмы по торговле девочками. Но самым слабым звеном в команде оказался Ульян. Он полностью открестился от своей прежней хозяйки, заявив, что она угрозами заставила его принять участие в похищении Татьяны и Нины. Более того: он даже начал было давать показания против остававшегося в тени Закоры. Когда незадолго до судебного процесса Ульян скоропостижно скончался в СИЗО, стало ясно, что не совсем укоротились руки у команды, которую Кирилл условно назвал «Хазэ» — «Хустовский — Закора». Впрочем, роль Закоры так и не была раскрыта. Олег полностью отрицал участие тестя, а Борис после смерти Ульяна боялся сказать лишнее слово.
Нина присела у окна, вспоминая основные эпизоды последних месяцев. Она никогда не жаловалась на свою память, и сейчас прошедшие события проплывали перед ней четко, как на экране.
Но все перипетии внешней жизни и даже судебный процесс, на котором Нина выступала как свидетель обвинения, — все это казалось ей менее важным, чем то, что происходило внутри нее. В ней постепенно росла и развивалась новая жизнь, которую надо было беречь и отстаивать вопреки всем бурям житейского моря.
О беременности Нины окружающие начали догадываться довольно рано, потому что живот у нее округлился с первых месяцев и это не могло остаться незамеченным при ее хрупкой фигурке. Плод был крупным, врачи предсказывали двойню. Вначале Нина удивилась такому предположению, но потом вспомнила, что бабушка когда-то упоминала о своей тете, родившей близнецов. Она порассуждала о законах генетики, объясняющих, почему некоторые свойства передаются через три поколения. Что касается Ярослава, то он только обрадовался такой перспективе: «Но это же прекрасно: раз отмучаешься — и сразу двух детей родишь».
Беременность протекала хорошо, несмотря на волнения, и Нина все чаще замечала за собой, что становится какой-то благодушно-умиротворенной, словно блаженная странница, проповедующая всепрощение. Иногда ее даже тревожили такие изменения в собственной психике. Например, увидев на скамье подсудимых Хустовского и Ильчука, она не почувствовала ни ненависти, ни злобы. Вначале это показалось ей неестественным. Не потом она поняла, что такой, наверное, и должна быть беременная женщина, чтобы родить душевно здорового ребенка.
Вот и сейчас, сидя у окна, Нина вспомнила об Ираиде и не почувствовала к ней особой неприязни. Она даже постаралась понять и простить эту властную женщину, с детства привыкшую получать все желаемое и ни в чем не знать отказа.
Да, у Ираиды был любимый мужчина, была красивая и комфортная жизнь, были радужные планы на будущее, и она не задумывалась, как все это завоевано. Любое зло казалось ей добром, если могло принести ей пользу. Что же, большинство людей на каком-то этапе своей жизни могут поддаться злому началу. Важно, чтобы это было не навсегда, но тут у каждого свой путь. Можно постараться исправить зло, как это сделал Ярослав. Можно хотя бы покаяться, как Гаевой. А можно до конца идти по этой дороге, рассуждая с открытым цинизмом: «Пусть всем вокруг будет плохо, лишь бы мне от этого было хорошо». В душах таких людей темное начало празднует полную победу. Ираида так и умерла без раскаяния. А останься она жива — кто знает?..
Нина вздохнула, встала и прошлась по комнате. Из-за большого живота ходила переваливаясь. Врач три дня назад советовал ей лечь в роддом, но Нина все оттягивала время. Правда, на всякий случай собрала в сумку все необходимое, чтобы в любую минуту можно было ехать. Ярослав теперь звонил ей с работы чуть ли не каждый час и, наверное, ему было бы гораздо спокойней, если бы Нина находилась под присмотром врачей.
«Решено. Завтра с утра поеду», — сказала Нина своему отражению в зеркале.
Телефонный звонок показался ей слишком резким, она даже вздрогнула.
Решив, что это Ярослав хочет узнать о ее состоянии, она пропела в трубку «Алло-о!» и уже хотела добавить свой дежурный каламбур типа «схваток пока не хватает», — как вдруг на другом конце провода раздался голос, от которого Нина чуть не упала в обморок.
Это был знакомый голос — низкий, хрипловатый, с придыханием:
