Кристабель устало закатила глаза, а Берн рассмеялся.
— Джейн, — объявил он, — с этого момента возлагаю на вас полномочия по назначению Туэдли и Туэдлдама. Если Сара или Джон будут плохо себя вести, пока мы обедаем с гостями, можете обоих назначить Туэдли, пока они не исправятся.
— Хорошо, сэр, — охотно согласилась Джейн.
Гэвин попытался придать лицу строгое выражение, но у него это плохо получилось.
— Если я услышу от няни хоть одну жалобу, обещаю рассказать обо всем бабушке Берн и дедушке Лайону. Им будет очень неприятно услышать, как плохо ведут себя их внуки. — Он повернулся к жене и предложил ей руку: — Пойдем, дорогая?
Когда они вышли из комнаты, Кристабель негромко сказала:
— Можно подумать, ты их очень напугал тем, что расскажешь бабушке и дедушке. Да они балуют детей еще больше, чем ты.
— Каждый ребенок заслуживает, чтобы его баловали, — улыбнулся в ответ Берн.
— Да, наверное, ты прав, — тоже улыбнулась Кристабель.
— Но хотел бы я знать, почему они считают, что Туэдли «плохой», а Туэдлдам «хороший»? Ведь в этом детском стишке они абсолютно одинаковые.
Кристабель усмехнулась:
— Но они же дети, Гэвин. Логика здесь совершенно ни при чем. Сара решила, что «Туэдлдам» звучит как барабанная дробь и напоминает о сражениях, о которых рассказывает дедушка. А «Туэдли» — это будто птичка чирикает, а вообще «глупо».
— А если Сара так сказала, то у Джона уже не остается никаких сомнений.
— Думаю, все изменится, как только он немного подрастет и начнет бороться за свои права.
— Не сомневаюсь, — засмеялся Берн.
Они уже спустились по одной лестнице и направлялись к другой, ведущей в гостиную, как вдруг Гэвин увлек Кристабель в нишу и крепко поцеловал.
— За что это? — удивилась она.
— За то, что вышла за меня замуж. И родила мне двух чудесных детей. — Гэвин положил руки Кристабель на талию. — И за то, что когда-то поверила в меня.
Кристабель поцеловала мужа сначала мягко, но постепенно ее поцелуй становился все более пылким и страстным.
— Нам ведь не надо спешить, — прошептал Гэвин, касаясь губами ее уха. — Пусть гости подождут еще немного.
— Даже не уговаривай. — Кристабель поспешно отпрянула от мужа и, взяв его за руку, повела к лестнице. — Ты помнишь, что случилось в прошлый раз, когда мы заставили твоих братьев ждать? Они потом дразнили нас весь вечер: «Так, выходит, вы с Кристабель заблудились, пока спускались вниз? Наверное, нужно начертить для вас план дома. Гостиная — это та комната, в которой нет кровати».
Гэвин рассмеялся над тем, как похоже Кристабель передразнивала Айверсли.
— Не обращай внимания. Мои братья просто идиоты.
— Ты сам не лучше, — заметила ворчливо Кристабель, — судя по тому, что ты им отвечал.
— Ты же знаешь, что мы специально говорим такие вещи, чтобы заставить наших жен краснеть.
— Да, я отлично знаю, что у вас троих нет никакого понятия о нравственности.
Несмотря на ворчание Кристабель, Гэвин прекрасно знал, что жена, безусловно, верит ему, и именно эта вера была гарантией того, что Берн никогда не сможет обмануть жену.
Гэвин наклонился у уху Кристабель и прошептал:
— Поэтому вам с нами и нескучно.
— Ты когда-нибудь сожалеешь о своей прошлой жизни, Гэвин? — спросила Кристабель неожиданно серьезно.
— Ты имеешь в виду жадных любовниц, длинные одинокие ночи в клубе, полном пьяных игроков, вечеринки у Стокли, где все время надо было быть начеку, ожидая предательства?..
— Как я понимаю, это означает «нет»? — улыбнулась Кристабель.
— Категорическое «нет».
Они уже подошли к двери гостиной, но Гэвин задержал жену и взял ее за руки:
— Никогда, ни на минуту не сомневайся в том, что я люблю эту жизнь, люблю наших детей и люблю тебя.
— Я и не сомневаюсь, — ответила Кристабель, просияв. — Но давай уж зайдем, потому что я не хочу опять становиться мишенью для насмешек твоих братьев.
— Не уверен, что их удастся избежать. В конце концов, ты моя жена, и мои братья еще несколько лет будут вспоминать, сколько раз я клялся, что никогда не женюсь.
Гэвин оказался прав. Стоило им войти, как Дрейкер двинулся им навстречу с ехидной улыбкой.
— Знаешь, Берн, принято считать, что после свадьбы аппетит становится более умеренным.
— Ты знаешь это по собственному опыту? — парировал Берн, повернувшись к проходившему лакею, чтобы взять бокал вина.
— Ну вот, начинается, — пробормотала Кристабель.
Пушечный выстрел, раздавшийся, казалось, под самым окном, заставил всех вздрогнуть.
— И так весь день, — пожаловался Айверсли. — Слыша все это, трудно поверить, что Принни правит уже несколько лет.
— Ты присутствовал на коронации? — спросил Гэвин у Дрейкера.
— Да. Королеве, как обычно, удалось превратить все в безвкусный фарс.
— Одно можно определенно сказать в пользу Принни, — заметил Гэвин, — с ним не соскучишься.
— Как и с его сыновьями, — добавила Кристабель.
— Вот именно, — улыбнулся Гэвин и поднял свой бокал. — Сегодня просто нельзя обойтись без тоста, джентльмены.
— Ни в коем случае, — согласился Айверсли. — За братство королевского отродья!
Тост был подхвачен всеми, и даже дамами.
Пока все пили, Гэвин смотрел на мужчин, которые стали ему настоящими братьями, и на их жен, которые готовы были ради них на все. Так же, как его мать. Так же, как его жена. Он перевел взгляд на Кристабель, светившуюся от счастья, и опять поднял свой бокал:
— И за нашего августейшего папашу. Да здравствует король!
